Параллельные
Шрифт:
Сколько всевозможных центров, клиник, институтов в своё время мы объездили с Ниной в попытках стать родителями, ещё больше было пройдено с Егором. И где-то там, в основании всего этого, щипал ноздри едкий запах лекарств и отчаяния, когда-то наполнявший маленький шахтёрский домик.
Сегодняшняя больница была обычной, хоть и носила гордый статус клинического кардиоцентра. Егора с Кариной привезли сюда по скорой. Можно было, конечно, и в частную, но мы уже знали, что лучший детский кардиолог в городе — здесь.
Тяжелее всего, как обычно, давалось ожидание. Огромная
Мечтал ли я когда-нибудь о детях? В последнее время этот вопрос часто накрывал меня.
Когда-то мне хотелось детей с Ниной. Или же мне хотелось дать ей их? Грань была настолько тонкой, что всё время ускользала от меня. До встречи с Егором я вообще плохо понимал, что значит быть отцом. Тем более хорошим.
Я помнил то чувство восторга, которое охватило меня, когда УЗИ впервые показало в животе у Нины нашу заветную двойню. Это было сродни чуду. Я любил их, по крайней мере насколько это возможно любить кого-то абстрактного и неведомого. Ждал рождения пацанов с искреннем предвкушением, воображая пресловутые вертолёты на радиоуправлении, велосипеды и футбол на заднем дворе дома, в который мы обязательно бы переехали, ради этого… самого футбола. И только со временем до меня дошло, что это всё было не про отцовство.
Их потеря была большим потрясениям для нас обоих. Но если Нина оплакивала потерю сыновей, то я загибался от того ужаса, что сотворил собственными руками.
— Вы так и не смогли отгоревать их потерю, — философски заметил мой терапевт, сочувственно покачав головой.
Наверное. Тогда, шесть лет назад, главным оказалось запихать все свои чувства куда подальше и вытянуть Нину из той чёрной трясины, куда она проваливалась с каждым днём всё глубже. Да и мои воспоминания о близнецах были отнюдь не про скорбь, а про собственные поступки.
Первый месяц после нашей семейной катастрофы прошёл как в тумане. Мой мир сузился до размеров одной-единственной квартиры. Нина всё время балансировала на грани, практически не проявляя никакого интереса к происходящему, тесть едва не слился с интерьером, лишь иногда выходя в подъезд покурить, заплаканная тёща вздыхала на кухне, периодически бросая на меня взгляды, которые расшифровывались мной как «ну сделай что-нибудь».
Я пытался… Забив на всё, я пытался отдать Нине всего себя, чтобы… чтобы. Её страдания убивали, выворачивая наизнанку душу. Иногда любимая выходила из своего анабиоза, и начиналось что-то непередаваемое, словно она специально подводила меня к некой черте, известной только ей. Время от времени посещала странная мысль о том, что таким образом она пыталась вывести меня на признания о той ночи. И однажды я действительно чуть было не рассказал ей всё. И наверное, действительно бы рассказал, если бы был уверен, что она с этим
Работу и обязательства я забросил полностью, лишь иногда включая телефон, на который тут же лавиной летели звонки и сообщения.
— Илья, — практически в трубку орал мой зам, — я всё понимаю, у вас горе… но мне-то что делать?! Меня заказчики с поставщиками рвут на части. Где доки по северной сделке?!
Отчасти он был прав. Одной из моих стратегических ошибок в ведении бизнеса было то, что все процессы так или иначе были завязаны на мне.
— По хрен, — отбивался я. — Спроси у Карины, — и скинул трубку, лишь только потом сообразив, что сказал. О Карине я не вспоминал несколько недель. Вернее, вспоминал о том, что натворил, а вот о Павловой как о человеке совсем не думалось. Не до этого было.
Пришлось лезть в телефон и просить Костю помочь моим разгрести дела. О том, что может сделать далёкий от бизнеса мент Козырев, я даже не подумал. Но одно я знал точно: друг был единственным человеком, на которого я мог положиться в полной мере.
Нину мы вытащили. Медленно, но верно она вернулась к жизни. Всё чаще я начал видеть в её глазах эмоции, отличные от горя и разрухи. Именно тогда я дал себе зарок, что сделаю всё возможное, чтобы больше не подвести её. Но, как говорится, не зарекайся…
А уже после того как вернулся к рабочим делам и столкнулся с Кариной в своей же приёмной, между нами состоялся следующий разговор:
— Я должна была уйти, — вскинув глаза на меня, заявила Карина, при этом дрожащие руки выдавали её с головой. — Но Сергей Иванович потребовал сначала одно, потом другое… И мне хотелось хоть как-то загладить случившееся. Если хочешь, я уйду прямо сейчас.
— Нет, — отрезал я категорически. — Потому что ничего не было. У меня есть Нина, с которой мы обязательно вместе встанем на ноги. А всё остальное… этого просто не было.
Почему я её не отпустил? Тогда казалось, что это было слишком легко, слишком просто, слишком милостиво по отношению ко мне… А так присутствие девушки за дверью служило каждодневным напоминанием о том, какой же сволочью я могу быть. Да и Карина будто бы подыгрывала мне, больше не возвращаясь к этому разговору, но словно с немым упрёком посматривая на меня каждый раз, когда между нами звучало имя Нины.
И да, первое крупное дело, которое я сделал по возвращении на завод, — потребовал у телефонного оператора установить вышку в ближайших окрестностях.
***
К реальности меня вернул болезненный тычок локтём в бок от Карины, когда в коридоре появился Дмитрий Саныч — лечащий врач Егора.
— Новости неутешительные, — в лоб сообщил он. — Нужно оперировать, и чем быстрее, тем лучше.
— Но врачи настаивают на наборе веса… — начал я, но был перебит.
— Нет, вы не понимаете, — отрезал Лемешев, — он не дотянет. Нужно срочное вмешательство.
— Но подождите! — с нотками накатывающей истерики взвилась Карина. — Наш врач говорил, что без набора массы шансов на успешный исход почти нет… Там и так всё сложно.