Параллельный вираж. Следствие ведёт Рязанцева
Шрифт:
— Ну ты, конечно, мастер по кличкам.
— Так вот. Я сейчас его опять встретила в библиотеке. И у него забинтована рука.
— И что?
— Как что? Это улика. Ты же слышал, что сказал Волков, Гуля нанесла убийце ранения.
— Это ещё не повод обвинять всех, у кого есть повязка. Мы же не знаем, в какие места были нанесены ранения.
— Обвинять не повод, а подозревать — вполне. К тому же раньше у него повязки не было, она появилась только сейчас. Хотя…
— Что хотя?
— Он помогал мне организовывать поиски, и тогда повязки не было.
— Ну вот видишь,
— Спросила, но он ушёл от ответа, что подозрительно.
— Но раз повязки не было, то…
— Подожди, а если… Если Гуля была убита во время поиска? Такое ведь возможно? Например, Лихомот ранее мог приглядеть её на танцах. Она ведь очень привлекательная. Но на танцах она с мужем, не подкатишь. А тут такой случай. Он для отвода глаз участвует в поисках, а сам… Может быть, она заблудилась и на тот момент была ещё жива… Он её нашёл и решил изнасиловать, затащил в будку, она сопротивлялась, нанесла ему ранения, он её убил, перетащил подальше, присыпал снегом и вернулся, руку перевязал и ходит себе по санаторию как ни в чём не бывало.
— Ты забыла про бензин. Откуда он взялся?
— Блин, бензин. Ну не знаю… Может, там, в будке бутылка уже была… Если такое допустить, то можно предположить, что он решил сжечь тело, но не успел, может, услышал шум или понял, что дым привлечёт внимание, и он не успел убежать.
— Как-то очень надумано… Притянуто за уши! Пошёл на поиски, чтобы изнасиловать? Он чё, дурак полный?
— Да кто его знает, особым умом не блещет, это раз, а два — он явный такой ловелас, слаб до женского пола, всё время вьётся вокруг библиотекарши, и со мной заигрывал.
— Что?! Почему мне не рассказала, я б его!..
— Ты разве ревнивый?
— Ещё какой! Ты просто повода не давала.
Лена снова встала, налила воды и так же взахлёб выпила.
— Ну а к погибшим девчонками ты как своего Лихомота прицепишь?
— А вот тебе и третий аргумент. Он сам говорил, что ездит в этот санаторий два раза в год.
— Я вижу, ты настроена серьёзно. Будем брать? — Вадим откинулся на подушки.
— Нет, надо сначала установить, был ли он здесь в апреле. А ещё отработать фоторобот. Как ты говоришь, зовут дедка из проката?
На разговор с Загоруйко Лена отправилась одна. Ей нужно было время. Время и уединение. Требовалось успокоиться и привести мысли в порядок, а для этого лучше всего пройтись.
В фойе она задержалась. Спрятавшись за колонну, немного понаблюдала за тем, что происходило в библиотеке, но ничего нового не увидела, картинка была прежней, австралопитек держал книги, библиотекарша укладывала их на полку. Наведя камеру, Лена сфотографировала сладкую парочку на телефон и вышла на улицу.
Температура в окрестностях уже два дня колебалась вокруг нуля, отчего тропинка, ведущая к базе отдыха, покрылась скользким слоем утоптанного снега. Она шла осторожно, не торопясь, словно проверяя на прочность ледовое покрытие, и думала. Мысль о том, что всё, что происходило между ней, Максом и Вадимом, и происходит до сих пор, неправильно, непоправимо и несправедливо, не отпускала.
Она шла на автомате, пытаясь переключить мысли на предстоящий разговор, но не получалось. Перед глазами маячило расстроенное лицо Макса, а в голове звучали его последние слова: «Я постараюсь» на её: — «Не звони мне».
В конторке проката её охватила лёгкая паника, она не успела сформулировать вопросы и теперь не знала, с чего начать разговор. Загоруйко стоял за стойкой всё в том же оранжевом галстуке, только на этот раз аксессуар выглядывал из разъехавшейся на куртке молнии. Галстук притягивал внимание, смешил своей нелепостью, отвлекал от горестных мыслей, мешал сосредоточиться.
— Вам лыжи? — с ходу задал вопрос Загоруйко, растягивая сухие губы в подобие улыбки.
— Нет, я по другому вопросу, — Лена полезла в карман куртки и достала листок с фотороботом. — Серафим Платонович, посмотрите, пожалуйста… В тот день, когда… я сломала лыжу… В тот день пропала… Погибла моя подруга, вот, — положила перед Загоруйко листок. — Не было ли среди тех, кто брал у вас лыжи в тот день, кого-нибудь похожего на этого человека?
Старик подобрал трясущимися руками висевшие на груди очки и нацепил их на кончик носа. Минуту разглядывал изображение, потом снял очки и прихлопнул сморщенной ладошкой листок.
— Нет, такого здесь не было. — Из-за отсутствия передних зубов слова он произносил с присвистом.
— Серафим Платонович, я понимаю, качество снимка…
— Де-ву-шка, — перебил Загоруйко. — У меня, может, зрение не очень, но память что надо. Я помню в лицо каждого, кто брал у меня лыжи в тот день и в остальные дни тоже. Я не первый год здесь работаю, так что можете быть уверены, у меня профессиональная память, никто даже отдалённо похожий на этого… — ткнул пальцем в листок, — лыжи у меня никогда не брал.
— Понятно, — Лена разочарованно поджала губы, но опомнилась и вынула из кармана куртки телефон. Открыла галерею снимков. — А вот этот человек брал у вас в тот день лыжи?
Старик снова напялил очки. Уткнулся в телефон.
— Триэль, что ли? Нет. Этот со своими лыжами приезжает, он у нас гость частый, можно сказать, уже как свой.
— А почему Триэль?
— Мы его так зовём, по инициалам. Три эль.
— Хм, — Лена убрала телефон. — Серафим Платонович, а как вы опытным глазом оцениваете, он на фоторобот похож?
— Кто? Триэль? — Загоруйко потёр блямбу носа. — Да ну! Он, конечно, красой не блещет, но этот, что на фотороботе, моложе и поприличней будет.
— А из местных? Похож кто-нибудь на портрет? Присмотритесь внимательней.
Загоруйко подтянул очки на переносицу и опустил голову в листок.
— Нет, такого я точно нигде не видел. Ни среди местных, ни среди приезжих. А я тут всю жизнь проработал. — Старик горделиво выпрямился. Из расправившихся складок замшевой куртки выглянули лоснящиеся потёртости. — Можно сказать, жизнь положил. Так что можете мне доверять, такого человека в наших краях никогда не было.