Парень из Сальских степей
Шрифт:
Вновь ожили воспоминания тех времен, наши беседы, четырнадцатый блок, доктор Вова… Мне захотелось найти хотя бы его семью, друзей, послать им книгу. Пусть они узнают, что память о нем не утрачена.
Я написал об этом Борису Полевому, посылая ему в подарок «Парня из Сальских степей». Я рассчитывал, что в силу занимаемого им поста в Союзе Советских писателей он сумеет как-то дать этому ход.
Таким образом начались поиски, но, несмотря на все усилия, они ничего не давали. Никаких известий.
А в это время переводчица русского издания Зинаида
Словом, после долгих мытарств по старым следам героя, теряя и вновь находя их, она добралась наконец до поселка Цимлянского, находящегося на Волго-Донском канале. И вот однажды на рассвете, около четырех утра, меня разбудил звонок телефона.
Полусонный, я поднял трубку, услышал:
— Алло, вас вызывает Цимлянский…
«Что за черт, — подумл я, — Цимлянский? Кто это? Я такого не знаю. Наверное, ошибка…»
А в трубке уже звучал звонкий, хорошо знакомый голос:
— Игорь? Говорит Дегтярев, да-да, тот самый… Здравствуй!
Ну, мои дорогие, этого разговора я не стану вам пересказывать, потому что это мне не удастся. Если бы война не выжгла у нас дотла слезных мешочков, мы, наверное, оба расплакались бы от радости.
Вскоре после этого я получил от него письмо и фотографии.
Итак, после того как 20 августа 1944 года группа так называемых «маляриков» была вывезена из Освенцима, они попали в Флоссенбург (очень подлый лагерь). Владимир Дегтярев — так зовут на самом деле Дергачева — работал в каменоломнях. 20 сентября он расстался с Адольфом Добржанским и доктором Войтковским, которых отправили на работу в какие-то заводские мастерские, и с тех пор он ничего о них не знает.
2 мая 1945 года Флоссенбург был освобожден передовыми частями американских войск, и в июне советские граждане были переданы советским частям в Лейпциге. Дегтярев еще полгода работал в военном госпитале и лишь 20 января 1946 года вернулся домой.
Его жена, Мария Яковлевна, уже два года получавшая за него пенсию, уцелела, а его старший сын погиб. Дегтярев жил в поселке Цимлянском, где работал ветеринаром. К сожалению, у него не было никаких доказательств того, при каких обстоятельствах он оказался в плену, не было и свидетелей того, как он держал себя в лагерях. Книга о нем, как выяснилось, полностью восстановила его доброе имя. Иногда, знаете ли, стоит писать книги…
Сейчас он живет в городе Шахты, Ростовской области. Меня так и подмывает сообщить его точный адрес: улицу, номер дома. Тогда, мои милые, вы уж морочили бы голову ему, а я бы безмятежно, спокойно взирал на почтальона. Но кто его знает, можно ли сообщать адрес без согласия его хозяина? Подождем, что он нам на это ответит.
Примерно через неделю после того, как мы с ним неожиданно обнаружили друг друга у противоположных концов телефонной линии Варшава — Цимлянский, я получил от пани Шаталовой пространное письмо — ее
В основном все подтверждало историю, рассказанную в «Парне из Сальских степей», и все-таки было иным. Прежде всего мне бросилось в глаза то, что отряд насчитывал не около двадцати человек, как я написал в книге, а сто пятьдесят. Боевые действия были более серьезными: не какой-то там один налет на Ломжинское шоссе, а длительная систематическая партизанская воина на железнодорожной магистрали Варшава — Белосток, подрыв десяти эшелонов, налет на Домбровку, распространение среди населения сводок о положении на фронтах, борьба со шпионами и провокаторами…
Я узнал не известные мне до того подробности, а когда прочел о том, что с отрядом сотрудничал «бывший ксендз Антони», то даже вздрогнул. Ведь ксендза я выдумал сам! Местный ксендз, присоединившийся к отряду Дергачева, существовал у меня в первых изданиях. Потом я его вычеркнул, так как духовной особе не пристало иметь дело с винтовкой. А теперь опять ксендз? Значит, он был в действительности?
Мы приблизились к вопросу для автора весьма хлопотливому: сопоставление повести с действительностью. Давайте же взглянем на книгу со всей строгостью: что в ней является подлинным, а что — литературный вымысел?
Итак, в основных чертах, это история подлинная — в той мере, в какой подлинность ее мне позволили сохранить память и требования повести.
Представьте себе, что кто-то рассказывает вам свою жизнь. Рассказывает совершенно искренне, в некоей драматической ситуации, в силу непреодолимой внутренней потребности взглянуть на себя в последний раз. Вы слушаете жадно, но не делаете никаких заметок. Потом вихрь тяжких переживаний долго носит вас в толпе разных людей по разным странам. И вот, после нескольких лет, вы хотите восстановить услышанную историю. От нее осталось в памяти лишь самое существенное: человек, его образ и жизненный путь, атмосфера его жизни. Множество эпизодов, некогда очень важных, события, образы, о которых, как вы помните, он рассказывал вам, — все это стерлось в памяти. Образовались провалы, которые вы должны восполнить собственным воображением, если хотите получить полную картину.
Но и с тем материалом, который вам сохранила ваша память, вы должны обходиться осмотрительно. Не все, что существует в действительности, должно выступать в повести в том же самом виде. Такая для примера мелкая подробность. Я изменил фамилию Дегтярева. Я вынужден был изменить и его отчество. Потому что его звали, как Ленина: Владимир Ильич. В повести это походило бы на сознательную тенденцию, на какой-то намек. Жизнь никто не спрашивает, что она хочет сказать в случае того или иного совпадения, но автора…