Паренек из Уайтчепела
Шрифт:
На полпути к дому они услышали крики и голоса, и вскоре навстречу им появились сеньор Камберини и Агостина де Лука. Оба с безумными лицами, они замерли, глядя на тело на руках Джека.
– Мы слышали... – Договорить молодой человек не сумел: лицо его исказилось, голос прервался, он подался вперед и взял женщину с его рук. – Бьянка, душа моя, боже мой Бьянка! – он отвел от лица ее волосы, заглядывая в глаза. – Бьянка, что происходит? Открой глаза, девочка. – Она оставалась безучастной к его страстным призывам, и Камберини воскликнул: – А где же Пеппино? – Огляделся все тем же безумно-растерянным взглядом и, заметив мертвого пса на руках у слуги, как будто только тогда осознал страшную истину. – Нет, Бьянка, нет... ты не
В конце концов, все это было слишком для Джека, и он, оставив обоих предаваться безудержной скорби, ретировался в сторону дома, чтобы справиться о здоровье Фальконе.
Чета Мессина, караулившая под дверью хозяйских покоев, встретила Джека объятиями и тем же растерянным выражением на лицах, что и у всех домочадцев Фальконе. Казалось, люди не знали, верить ли в происходящее... Словно случившееся с Бьянкой де Лукой было чьим-то жестоким, но розыгрышем, не больше. Ведь такое не могло случиться взаправду? Не тогда, когда прошлым вечером жизнь казалось наполненной радостью и надеждой. А теперь вдруг померкло и то, и другое...
Это было неправильно.
Невозможно.
– Неужели все правда? – спросила Селесте Мессина. – Бьянка мертва?
– Боюсь, это так.
Женщина только прикрыла ладонями рот.
– Сеньор Камберини знает об этом? А Агостина? – просипела она.
– Они в саду... сильно скорбят...
– Не могу в это поверить. – Она замотала головой, и супруг положил руку ей на плечо.
– Успокойся, родная, мы должны быть сильными ради Гаспаро, – произнес он. И посмотрев Джеку в глаза: – У старика слабое сердце. Нужно молиться, чтобы он это выдержал! Страшно представить, что с ним теперь будет... Но рядом есть ты, его внук, и Гаспаро поправится – я в это верю. В конце концов, надежда – это единственное, что у нас сейчас остается!
Джек кивнул, прекрасно осознавая, что именно в этот момент, когда ему некому помешать, и следовало бы заняться сейфом и диадемой, которую Гатте так жаждал заполучить. Уйти сейчас было бы легче всего, но... Джек не мог этого сделать. Сбежать сейчас – все равно, что добить старого графа. Расписаться в своих подлости и коварстве...
Нет, он не мог поступить так с Фальконе.
Но и Аманда ждала его уже слишком долго...
Он разрывался между любовью и честью.
И не в силах усидеть на одном месте, извинился и направился в свою комнату, сказав, что должен переодеться. Он действительно скинул новые туфли, которые были тесны, и метнулся из угла в угол, ведя внутреннюю борьбу с самим собой, когда внимание парня привлекли крошки на паркетном полу. Едва ли они были здесь прежде... Перевернув туфли подошвами вверх, он увидел прилипшие к ним комочки земли и крошки от хлеба.
Нет, не от хлеба, от излюбленного лакомства Пеппино: бисквитных печений.
Но откуда им взяться на его туфлях?
И Джек сразу же вспомнил, как что-то хрустнуло под подошвами его туфель в винном погребе.
Там, внутри, было печенье...
И дверь – отчего-то незапертой.
А хорошо знавшая об опасности входить в погреб, где бродит вино, сеньорита Бьянка де Лука, против всякого разумения все же спустилась в него... Почему она сделала это?
Не потому ли, что глупый пес побежал в незапертый погреб... А побежал туда потому, что унюхал любимое лакомство? Или это сама Бьянка де Лука пыталась выманить пса любимым печеньем?
Нет, что-то здесь не сходилось. Джек, скорее всего, надумывал лишнее...
И
Он продолжал ломать голову над этой загадкой, когда во дворе прогромыхала карета. Кто бы там ни был, Джек слишком увлекся мыслями о случившемся, чтобы всерьез этим заинтересоваться, а потому, снова обувшись, вышел из комнаты и направился к кухне. По прошлому опыту он четко понял, что прислуга, в данном случае, повар, всегда знает больше других, а потому решил расспросить о печеньях. Когда и в каком количестве Бьянка де Лука... или кто-то другой просил принести ему их... Зацепка была минимальной: как-никак эти бисквиты могли унести с собой прошлым вечером, запасшись ими заранее.
Но с какой целью?
Погибшая запомнилась Джеку приятной улыбкой и добрым нравом. К тому же, они с молодым Камберини объявили о скорой помолвке...
У кого бы поднялась рука навредить ей после такого?
– Сеньор Джино, – окликнули его в холле из-за портьеры. – Могу я спросить вас?
– Конечно, я слушаю вас.
Агостина де Лука, с покрасневшими, заплаканными глазами, показалась вдруг Джеку неупокоенным призраком, что скользнул через стену в холл виллы Фальконе.
– Сеньор Джино, вы спускались в тот погреб, расскажите, как все случилось. Прошу вас! – попросила она слабым голосом. – Я пытаюсь в это поверить... понять... Как сестра оказалась внутри?
– Боюсь, я знаю не больше вашего, сеньорита, – ответил ей Джек. – Когда слуга позвал нас, сообщив о случившемся, ваша сестра... мне искренне жаль... уже была мертвой какое-то время. Доктор, если вы позволите ему убедиться, скажет точнее... К тому же, как мне сказали, достаточно нескольких вдохов, чтобы лишиться сознания и уже не очнуться. Полагаю, ваша сестра знала об этом...
– Конечно, знала, – с горячностью подтвердила собеседница Джека. – Наши семьи испокон века растят виноград и выдерживают вино в наших подвалах: едва научившись ходить, мы уже понимаем: туда спускаться не следует. Бьянка же не настолько глупа, чтобы забыть о подобном... – Женщина стиснула кулаки, борясь, если не с собственными эмоциями, то с бессилием что-либо исправить.
И Джек решился предположить:
– В таком случае, исключая возможность невежества вашей сестры в данном вопросе, что было бы допустимо, например, в моем случае, – чуть улыбнулся ей Джек, – осмелюсь предположить, что ее могли... вынудить спуститься в подвал.
Сеньорита де Лука вскинула на него нечитаемый взгляд.
– Вынудить? – повторила она. – Что вы хотите этим сказать?
– Возможно, дверь погреба открыли намеренно, с этим еще предстоит разобраться, а потом, когда ваша сестра выгуливала питомца, заманили сластену на лестницу и в подвал бисквитным печеньем. Сеньорита могла просто-напросто не успеть его удержать, а, зная о ее страстной привязанности к животному, несложно предположить, что она бросилась следом, позабыв о собственной безопасности и привитых с детства правилах безопасности. Вернее, именно памятуя о них, она и бросилась спасать маленького Пеппино с отчаянным рвением, продиктованным страхом за него.
Женщина, чья смуглая кожа пошла белыми пятнами, сделав ее еще больше похожей на привидение, покачала головой.
– То, что вы говорите, абсурдно, – прошептала она, – никто бы не стал вредить моей Бьянке. Зачем? – И продолжала, не дожидаясь ответа: – Боже мой, если бы только я, как обычно, вышла выгулять утром этого пса, то сестра могла бы остаться живой.
– Вы по утрам выгуливаете Пеппино?
Агостина кивнула.
– Бьянка не любит вставать раньше полудня, мне же нравится тишина раннего утра, и я с радостью выгуливаю Пеппино. Но вчера мы выпили слишком много шампанского, что мне категорически противопоказано: я полночи маялась головной болью, забылась на время уже на рассвете и проснулась едва пробило шесть. Решила, что свежий воздух поможет мне снова уснуть, и вышла в сад...