Паренек из Уайтчепела

Бергер Евгения Александровна

То, как она глядела на Джека, как говорила, с отчаянием и подспудной решимостью одновременно, насторожило его: он заглянул в ее комнату и заметил маленький саквояж у стены. Беспорядок в вещах, брошенных на постели...

– Вы не имеете права сбежать, – произнес он осуждающим тоном. – Расписавшись тем самым в подозрениях своих недоброжелателей, вы лишь подтвердите вину... Скажите, вы виноваты в гибели сеньориты де Луки? – Джек сдвинул брови, пытаясь суровостью тона достучаться до разума женщины.

Та вспыхнула в долю секунды:

– Как вы могли такое подумать?! Я и пальцем ее бы не тронула.

– А выглядит

совершенно иначе. – Он смягчился, заметив ее поникшие плечи: – И именно так все подумают, когда вы исчезнете с виллы. Не делайте этого, Розалин! Лучше позвольте мне выяснить правду. Мне, действительно, нужна ваша помощь!

Они стояли в дверях ее комнаты, и Джек видел, как сложно ей было переменить принятое решение: не бежать, что по всему было привычнее для нее, а остаться. Мисс Харпер привыкла бежать...

– Хорошо. Чем я могу вам помочь? – спросила она.

И Джек, обрадованный этим словам, попросил сопроводить его к Антонио Пьяджио. Тот был главным виноделом Фальконе: присматривал за виноградниками и собранным урожаем, следил за ферментацией и брожением вина. Он же хранил ключ от винного погреба...

Они застали мужчину в его доме на территории виллы, это было маленькое бунгало в тени лимонных деревьев, он встретил их какой-то всклокоченный, будто больной. Похоже, случившееся с графиней де Лукой плохо сказалось на нем... Джек заметил испуг в его покрасневших глазах, когда он, открыв дверь, увидел их на пороге. И что-то быстро затараторил на своем языке... Только пятью минутами позже они, наконец, вошли в дом.

– Что он вам говорил? – шепнул Джек мисс Харпер, крайне заинтригованный.

– Убеждал меня в том, что никак не виновен в смерти графини. Что места себе не находит от беспокойства и боится, как бы сеньор не погнал его со двора.

– А граф может?

– Вряд ли. Сеньор Фальконе, несмотря на чрезмерную эмоциональность, человек крайне разумный: он не делает ничего впопыхах. И ценит людей, которые ему служат... А сеньор Пьяджио, можно сказать, вырос на его виноградниках.

Пьяджио, различив в непонятной для него речи свое имя, снова затараторил без остановки.

– Я слышал, он не нашел ключ от погреба, – кое-как вклинился Джек. – Спросите его, где он хранил его и когда видел в последний раз?

Мисс Харпер перевела собеседнику эти вопросы, и вскоре Джек знал, что ключ виноградарь носил на поясе, на специальном кольце, что снимал его только вечером, когда ложился в постель, а пропажу заметил как раз перед тем, как нашел дверь подвала распахнутой, а сеньориту де Луку мертвой, то есть утром, когда одевался перед работой. Именно потому, посчитав, что по какой-то невероятной забывчивости он оставил ключ в дверях погреба, он-то и поспешил к нему в первую очередь... Почему он заметил пропажу ключа только утром? Да потому что тем вечером – здесь мужчина замялся, явно смущенный – он был-де несколько отвлечен обстоятельствами, о которых не станет говорить вслух.

– Он был с женщиной, – без экивоков констатировала мисс Харпер. – С какой именно, Антонио полагает неправильным говорить, но, конечно, именно потому, скидывая одежду, он не заметил отсутствие ключа.

Мисс Харпер говорила об этом так просто, словно просто обсуждала погоду, и этим разительно отличалась от многих знакомых Джеку молодых леди.

– Возможно, его взяли намеренно.

Но когда? – рассуждал Джек, хмуря брови. – Он бы не смог этого не заметить.

– А что, если ключ взяла женщина, что провела с Пьяджио ночь? – предположила мисс Харпер.

– Тогда вы должны выяснить ее имя. Любыми способами!

Они так воодушевились, полагая, что вот-вот выяснят нечто важное, что когда Пьяджио, старательно упираясь, все-таки назвал имя любовницы, оба детектива-любителя явно разочаровались. Его ночной гостьей оказалась горничная Франческа, скромная девушка, в которой мисс Харпер, даже при самом худшем раскладе, не могла заподозрить убийцу.

В итоге они решили поговорить с ней, но как-то без огонька, и направились искать девушку с меньшим энтузиазмом, чем прежде.

Разговор с горничной ничего не дал: краснея и заикаясь девушка сразу же сообщила, что они с Антонио собираются пожениться и что ключей никаких она, ясное дело, не видела. Да и зачем они ей?! Вон какой ужас с сеньоритой де Лукой случился. Из ее глаз брызнули слезы...

После этого его спутница и переводчица удалилась на зов сеньора Фальконе, и Джек, понимая, что ничего не добился, а время утекает сквозь пальцы, решил, что, возможно, осмотр тела покойной даст ему хоть какую-то, да зацепку. Мало ли что упустил констатировавший смерть от удушья лечащий доктор его мнимого деда – он ведь, конечно, и не искал ничего. Однако, стоило Джеку только показаться в комнате Бьянки де Луки, где она, лежа обмытой, в белом, почти свадебном платье, покоилась на постели в окружении своих верных служанок, как те черными воронами налетели на парня: заквохтали, запричитали, делая большие глаза. И тараторили на своем, размахивая руками... Он понял, что не то чтобы касаться их хозяйки руками, даже входить в ее комнату, он, лично, Джек Огден, пусть даже трижды Фальконе, не имел права. И парня выдворили наружу несолоно хлебавши...

Совершенно расстроенный, в самом мрачном состоянии духа, он дождался приезда карабинеров, трех мужчин в форме, которые, Джек понял это мгновенно, с трудом понимали, что именно они должны делать. Однако на все попытки помочь им они отвечали высокомерными взглядами, красноречиво, без слов сообщавшими, что какой-то там иностранец, пусть даже опять же Фальконе, не смеет им диктовать, как и что делать.

Они сначала бродили по дому, создавая иллюзию занятости, после долго топтались у винного погреба, но, кажется, больше всего оценили закуски и сладкие вина, которыми их угостили на кухне, а не беседы с подозреваемыми.

Впрочем, никого эти мужчины не подозревали: считали, должно быть, что у старого графа вода в голове, раз он вообще о чём-то подобном подумал. И Джек понял, что должен прибегнуть к решительным мерам: вынудить виновного в смерти де Луки, если таковой действительно был, выдать себя. И он знал, как это сделать...

Тем более, что, ломая голову над случившимся, он вдруг заметил несоответствие, насторожившее парня.

– Помогите мне снова, – попросил он мисс Харпер, когда, вернувшись от графа, она пожаловалась на то, что в «комнате для допросов», в малой гостиной, мимо которой она сейчас проходила, сеньорита де Лука опять порочила ее имя. – Я обещаю, что, если смерть сеньориты Бьянки была чьим-то коварным умыслом, завтра мы точно об этом узнаем.