Парфетки и мовешки
Шрифт:
В это время m-lle Малеева дала знак убирать все книги и вещи в пюпитры, и через несколько минут весь седьмой класс был уже в Большом зале, где по воскресным вечерам собирался весь институт.
Кто-то из старших играл модные танцы, и пара за парой весело носились по залу. Иногда и седьмушки, с завистью поглядывавшие на танцующих, отваживались принять участие в общем веселье, но танцы им плохо удавались, и они жалко семенили ножками на одном месте, в то время как насмешки старших сыпались на них со всех сторон.
Едва весть о «француженке» разлетелась по залу, как Грибунову окружили выпускные,
Без всякого жеманства новенькая согласилась петь. Едва она закончила одну песенку, как посыпались аплодисменты и просьбы спеть еще, и Грибунова пела снова и снова, правда, слова ее песен порой было трудновато разобрать. Но вот новенькая неожиданно сунула кому-то из старших свою Бланш, а сама по окончании куплета лихо хлопнула в ладоши. Все с удивлением ждали, что будет дальше. А дальше вышло не так хорошо, как того хотели бы слушательницы: по окончании следующего куплета Грибунова громко щелкнула пальцами под самым носом ближайшей первушки, оказавшейся Липочкой Антаровой.
— Ах! — испуганно вскрикнула та.
— Ах! — в негодовании подхватили подруги, не менее самой Антаровой пораженные выходкой Грибуновой.
— Ты с ума сошла! Как ты смеешь щелкать кого-то по носу? — напустились на нее первушки.
— О, m-lle, сейчас я еще не щелкала. Вот в следующем куплете, правда, это надо будет сделать, — удивленно оправдывалась певица.
— А? Какова? Вы слышали, медам, что она говорит? О, скверная девчонка! Как ты смеешь смеяться над старшими? — взволнованно выкрикивали выпускные.
— Проси прощения у m-lle Антаровой, слышишь? Сейчас же проси!
Но девочка упрямо покачала головой, быстро выхватила свою Бланш и вызывающе крикнула:
— Так полагается в песне, вы же сами просили меня петь, я не виновата, что вы не понимаете слов, а петь я вам больше никогда, никогда не буду, как ни просите, — и она растолкала старших и вышла на середину зала, прежде чем кто-нибудь успел ее задержать.
— Это безобразие, какая дерзость! — возмущались одни.
— Сами виноваты, нечего было связываться с маленькой, вот она и проучила нас, насмеялась, дерзостей всем наговорила и была такова, что с нее возьмешь? Даже и жаловаться не на что, сами во всем виноваты, — возражали более рассудительные.
— А все же ее нужно проучить, нужно силой заставить извиниться.
— Да что толку в таком извинении? Ведь она не понимает, что поступила дурно, что оскорбила Липочку! Научила ее француженка всякой глупости, а мы за них ребенка будем наказывать, бросьте, медам; для нас это хороший урок — не возиться с малявками.
Долго еще волновались и спорили старшие. Антарова обиженно надула свои хорошенькие губки, ей хотелось как-нибудь сорвать свою обиду: еще бы, какая-то дрянная девчонка позволила себе публично оскорбить ее, красавицу Липочку, предмет обожания и восхищения чуть ни всего института, раздававшую свои поцелуи как величайшую награду, и вдруг — что это?
— Ах, это было ужасно! Противная, дрянная девчонка, настоящий французский Грибуль [17] , —
— А? Как ты сказала? — переспросили подруги.
— Говорю: Грибулька она, вот кто, противный французский мальчишка, который всем делает гадости, — раздраженно объяснила Антарова.
— Браво, браво, Липочка, ты всегда метко подметишь! — подхватили подруги. Хотя большинство из них впервые слышали о каком-то проказнике Грибуле, но никому не хотелось сознаться в этом. К тому же Липочка наверняка лучше знает, раз говорит таким не допускающим сомнений тоном.
17
Грибуль — персонаж произведения французской писательницы Жорж Санд «История истинного простофили по имени Грибуль».
— Какое совпадение, ведь ее фамилия сама просит такой клички! — воскликнула одна из первушек.
— Грибунова-Грибуль! Ах, Липочка, и как ты всегда остроумна и находчива, — польстила хорошенькой подруге другая.
На губах Антаровой появилась самодовольная улыбка: она принимала восхищение ее умом и красотой как должное — ведь она была «самой Липочкой Антаровой».
В эту минуту мимо них пронеслась в каком-то фантастическом танце сама «Грибулька» с куклой на руках.
— Смотрите, смотрите! — смеялись кругом, а седьмушки торопились остановить подругу.
— Ты весь класс позоришь! — подскочила к ней Исаева и увлекла новенькую в дальний уголок, где толпились седьмушки.
— Медам, слышали новость, старшие дали новенькой кличку! — крикнула юркая Замайко, всегда и всюду успевавшая подхватить последнюю институтскую новость.
— Душка, скажи скорее, как, как ее назвали? — все сгорали от любопытства.
— Они прозвали ее Грибулькой, — торжественно ответила девочка.
— Грибулька? — в недоумении переспрашивали ее. — А что это значит? — но в ответ на это Замайко только удивленно развела руками.
Все обернулись в сторону новенькой, беззаботно возившейся со своей куклой.
— Грибулька, Грибулька! — кривляясь и хлопая в ладоши, подскочила к ней Исаева.
— А? Что? Что ты сказала? — неожиданно придя в негодование, воскликнула Грибунова.
— Грибулька ты, Грибулька, вот ты кто! — не унималась второгодница.
— Это неправда, кто мог так сказать про меня?
— А m-lle Антарова, та самая, которую ты щелкнула по носу.
— Это неправда, все неправда! И по носу я ее не щелкала, и на Грибуля я не похожа, — выйдя из себя и смешно коверкая слова, громко кричала девочка.
— Ну уж, машер, наверное, старшие лучше тебя знают, на кого ты похожа, — дразнила Исаева.
— А я вам говорю, что нет, ваша Антарова, верно, так же плохо понимает, что читает, как и слышит, что говорят или поют! Так ей это и передайте! — выкрикнула Грибунова. — А еще скажите ей, что она противная, и я ее ненавижу, ужасно ненавижу!
— А кто такой этот Грибулька? — серьезно спросила Савченко, до сих пор не принимавшая участия в разговоре.
— Он был несчастный ребенок, которого все наказывали и не любили за то, что он по глупости портил все, до чего ни дотрагивался и за что ни брался; ну какое же между нами сходство?