Парфетки и мовешки
Шрифт:
— Липочка открыла бал!
— Ах, счастливица, — вздыхают одни.
— Какая она душка!.. Смотрите, смотрите, как она танцует! — искренне восторгаются другие… И сотни глаз — кто с завистью, кто с восхищением, кто с иронией и даже с насмешкой — следят за кружащейся парой.
Но вот ее догоняет другая, третья… Все больше мелькает разгоревшихся и сразу похорошевших девочек.
Всё кружится, вертится, все улыбаются и смеются. Сколько радости, счастья и сколько зависти переплелось в этот вечер!
— М-lle, позвольте вас пригласить на тур вальса, — неожиданно раскланялся перед Женей Тишевской бойкий правоведик [30] .
—
Но тот не понял ни ее испуга, ни того невольного уважения, какое он внушил смущенной девочке; он быстро обхватил талию Жени и увлек ее в круговорот танцующих.
— Смотрите, смотрите, малявки танцуют! — со смехом указывали старшие.
30
Правоведик — здесь: студент юридического факультета университета.
— Ах, Базиль, и где ты выискал такую красотку? — громко спросил Жениного кавалера поравнявшийся с ним товарищ.
— У меня, mon ami [31] , удивительная меткость глаза.
— У тебя действительно самая хорошенькая дама, — с восхищением разглядывая Тишевскую, согласился тот.
Щеки Жени горят румянцем, голова кружится — и от танца, и от комплиментов, от восхищения ее красотой.
— Тишевская, ты душка! — крикнула одна из выпускных, когда Женя грациозно, как взрослая, скользила среди старших.
31
Мой друг (франц.).
— Grand rond [32] ! — на весь зал кричит артиллерист-дирижер.
Женя уже танцует с пажиком. Она чувствует на себе общее внимание; ей надо бы вернуться на место, но совершенно не хочется расставаться со своим кавалером.
— Plus d’entrain [33] ! — подбадривает артиллерист.
Ноги Жени едва касаются пола, ей кажется, что она летит и кружится в пространстве…
— Mazurka generale [34] ! — объявляет дирижер.
32
Большой круг (франц.).
33
Живее! (франц.)
34
Мазурка! (франц.)
Зал дрожит от топота ног, от звяканья шпор.
— Довольно с тебя, матушка моя, — неожиданно поймав Женю, сердито удержала ее Струкова, — еще чего выдумала? Туда же, в старшие
— Мадам, — почтительно расшаркался пажик, — разрешите мне докончить танец с моей дамой.
— Ступай, ступай себе, батюшка, выбирай любую старшую, мало, что ли, выпускных стены-то подпирают, чтобы еще младшим у них кавалеров отбивать, — и Стружка подтолкнула Тишевскую к ее месту.
Пажик бросил ей вслед многозначительный взгляд, тяжелый вздох и, пожав плечами, направился к Липочке Антаровой.
— Тишевская, душка, какая ты счастливая! — шептали малявки.
— А мне хоть фунт конфет дай, ни за что не пошла бы, — простодушно созналась Лядова.
— Ты, Дуся Лядуся, такая колода, тебя бы и не пригласил никто, — шепнула ей Акварелидзе.
— А ты вот хоть и стрекоза, да что-то все сидишь, — буркнула Лядова.
— Да ведь с тобой рядом, — обиженно отозвалась грузинка.
— Медам, ужинать! М-lle Струкова велит идти в столовую, — сообщила Липина.
— Господи, уже спать ведут, — с досадой поднимались девочки.
Никому не хотелось уходить из залитого светом зала, от той волшебной сказки, которая открылась перед ними.
— И когда-то мы станем большими?… — тяжело вздыхали малявки.
В столовой маленьких ожидал горячий ужин.
— Медамочки, не забудьте обещание, — напомнила Липина.
Но девочки и без того уже начали заботиться об отсутствующих подругах.
— Шерочка, прикрой меня собой от Стружки, я сейчас своего индюка припрячу, — озабоченно шепчет Лядова.
— Душка, да ты никак всю порцию?… — удивилась соседка, знавшая слабость толстушки к съестному.
— Есть что-то не хочется, — солгала Лядова, думая только о том, какую радость она доставит Савченко, для которой она отказалась от любимого жаркого.
— Медам, я и крема положу, а то как же они и не попробуют! — и Завадская, не смущаясь, отложила в жестянку кусочек уже подтаявшего пирожного.
Струкова то и дело поднималась из-за стола и заглядывала в зал, где один танец сменял другой, и все больше разгоралось веселье.
Она мечтала поскорей уложить своих малявок и тотчас же вернуться в зал.
— Ну, живо спать у меня! — строго распоряжалась она, с удовольствием наблюдая, как поспешно укладываются девочки.
— Поздно… Устали они и заснут скоро… Ну и Господь с ними, — с облегчением вздохнула она и, прислушавшись к мерному дыханию девочек, тихо вышла из дортуара.
Еще миг — и все оживилось.
— Душки, как хорошо-то было!
— Липочка Антарова — царица бала!
— Ах, какая жалость, хоть бы одним глазком на нее взглянуть, — чуть не плакала Кутлер.
— Медамочки, а вы принесли нам поесть? — нерешительно спросила Замайко.
— Ха-ха-ха! А ведь мы чуть и не забыли, — расхохоталась Завадская и поспешно вытащила свою заветную жестянку.
— Ай, что это белое течет!.. — испуганно вскрикнула Замайко.
— Пустяки, шерочка… Это всего лишь крем растаял.
— Ну ничего, — согласилась Замайко, быстро принимаясь за еду.
— Ой, какая жалость, у меня весь крем в коробку впитался, — извлекая из кармана размокшую картонку, чуть не плакала от досады Акварелидзе.
Но всем было весело: одни с удовольствием жевали вкусную индейку и пирожки от бульона, другие, без умолку болтая, делились впечатлениями минувшего дня.