Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Шрифт:
В самом деле, в 1815 году студенты поддерживали Бурбонов против Бонапарта, потому что в парижском обществе еще свежи были воспоминания о деспотическом режиме Империи. Однако уже к концу 1810-х годов, когда «продвинутая» часть молодежи поняла, что режим эпохи Реставрации далеко не так либерален, как ей бы хотелось, многие студенты прониклись оппозиционными идеями.
Все крупные политические манифестации 1820-х годов, например похороны генерала Фуа или депутата Манюэля, проходили при активном участии студенческой молодежи.
Одним из первых эпизодов такого рода стали июньские события 1820 года. Все началось с того, что либеральный депутат маркиз де Шовелен, несмотря на тяжелую болезнь, непременно пожелал участвовать в обсуждении поправок, смягчающих новый антилиберальный закон о выборах. 30 мая 1820 года маркиз приказал отнести себя в палату в портшезе. Голос Шовелена оказался решающим: поправки были приняты с преимуществом как раз в один голос, и толпа встретила депутата-либерала приветственными криками: «Да здравствует Хартия! Да здравствует верный Хартии депутат!» Назавтра
Наконец, 6 июня состоялись похороны Лаллемана. Проводив гроб на кладбище Пер-Лашез, студенты вновь сошлись вечером на той же площади Людовика XV. Драгуны разогнали их, ранив несколько человек. Волнения продолжались еще несколько дней, причем теперь толпы студентов собирались не в центре города, а на окраинах, населенных беднотой: то в Сент-Антуанском предместье (где началась Революция 1789 года), то у ворот Сен-Дени и Сен-Мартен, то в предместье Сен-Марсель.
Обстановку накалило еще одно событие, происшедшее в те дни. 7 июня 1820 года на Гревской площади казнили убийцу герцога Беррийского Лувеля, в котором некоторые оппозиционеры видели скорее мстителя, чем злодея. Казнь Лувеля вызвала новый всплеск оппозиционных настроений. 9 июня на бульварах собралась огромная (от 10 до 15 тысяч) толпа, которая выкрикивала: «Долой палату! Долой роялистов! Долой эмигрантов! Долой миссионеров! Долой драгунов! Долой министров! Да здравствует Наполеон!» На сей раз для подавления бунта выслали кирасиров. Они стреляли по мятежникам, нескольких человек ранили и одного убили. Только после этого волнения постепенно улеглись.
Однако год спустя, 3 июня 1821 года, в Париже опять было неспокойно. Церковные власти запретили заупокойную службу по Лаллеману, тогда студенты стали рвать афиши, извещающие о запрете. В результате зачинщики волнений были взяты под стражу. Беспорядками ознаменовалась и вторая годовщина смерти Лаллемана: архиепископ опять запретил заупокойную службу, кладбище Пер-Лашез закрыли, и процессия не смогла подойти к могиле. Студенты вернулись на площадь Пантеона, где располагалась Школа правоведения, но там их встретили жандармы… Этот день кончился тем, что нескольких человек арестовали, а трех студентов-медиков и трех правоведов на два года исключили из университета. Все эти события историк Ж.-К. Карон назвал «рождением студента как политической силы и символа французской молодежи, рождением, освященным кровью Лаллемана».
Впрочем, современники отмечали, что парижская молодежь вовсе не была единой по своим политическим убеждениям. Одна ее часть отстаивала Хартию, другая участвовала в провокациях, направленных против ее защитников. Как бы то ни было, Лаллеман стал первой жертвой, принесенной парижским студенчеством «на алтарь свободы». Прошло десять лет, и в 1830 году это студенчество сделалось одной из движущих сил Июльской революции.
Впрочем, свое свободомыслие и независимость студенты Сорбонны демонстрировали и раньше. Например, 18 ноября 1822 года в Медицинской школе произошло скандальное происшествие: в первый день после каникул тысяча с лишним студентов, присутствовавших в аудитории, освистала ректора Парижской академии – аббата Ник'oля. Крики «Долой гасильника!» вынудили аббата покинуть аудиторию, но студенты не унимались и гневными криками провожали его карету. Поводом к волнениям послужило их несогласие со списком лауреатов ежегодных премий (оглашенным ректором), причина же заключалась в антиклерикальных убеждениях студентов, которые считали аббата врагом просвещения. В результате 21 ноября королевским ордонансом парижская Медицинская школа была вообще закрыта, 28 профессоров уволены, а некоторым студентам предложили отправиться доучиваться в Страсбург или Монпелье. Медицинская школа вновь открылась лишь в феврале 1823 года, причем теперь она
Высшее образование в Париже можно было получить не только в Сорбонне. В столице функционировала основанная еще декретом Конвента в 1794 году Нормальная школа, где готовили преподавателей для системы среднего и высшего образования (название Высшей Нормальной школы она получила в 1845 году). В 1813–1822 годах она располагалась на Почтовой улице (в помещении бывшей семинарии Святого Духа). В 1822 году Нормальная школа была закрыта за чересчур либеральный и «безбожный» дух, но открыта вновь в 1826 году под названием «Подготовительная школа» (которое она носила до Июльской революции). До 1847 года эта школа располагалась в помещении коллегиума дю Плесси на улице Сен-Жак, а затем для нее было возведено специальное здание на Ульмской улице. Многие профессора Нормальной школы одновременно читали лекции в Сорбонне. Директором школы до 1840 года был знаменитый философ Виктор Кузен; затем, став министром просвещения, он передал свой пост Полю Дюбуа – бывшему главному редактору либеральной газеты «Глобус». Все это, казалось бы, должно было возвышать Нормальную школу в глазах общества, однако ее выпускников (чаще всего – выходцев из малообеспеченных семей) ждали всего лишь скромные должности учителей средней школы. Поэтому в царствование Луи-Филиппа Высшая нормальная школа не обладала в общественном сознании тем престижем, какой она имеет в наши дни.
Одним из самых знаменитых учебных заведений Парижа и всей Франции в первой половине XIX века была Политехническая школа, расположенная на улице Декарта. Она была основана еще в революционную эпоху, декретом Конвента от 1 сентября 1795 года. Студенты этого учебного заведения отличались не только обширными познаниями, но и неизменной политической активностью. Хотя император Наполеон подозревал «политехников» в оппозиционности, именно они, сформировав артиллерийскую роту, защищали Париж от войск антинаполеоновской коалиции и в 1814, и в 1815 годах. Пансион в Политехнической школе стоил одну тысячу франков, так что здесь могли учиться только достаточно обеспеченные студенты. Тем не менее Бурбоны, придя к власти, тоже подозревали питомцев Политехнической школы в нелояльности. В апреле 1816 года из-за студенческих волнений Школа даже была временно закрыта, но уже в сентябре того же года открыта вновь под покровительством племянника короля – герцога Ангулемского. Для большего спокойствия в 1822 году власти Реставрации сочли необходимым вернуться к тому военизированному порядку, какой существовал в Школе при Наполеоне. Во время обучения (продолжавшегося два года) студенты жили в казармах и подчинялись военной дисциплине. Например, получив «увольнительную» на воскресенье, они обязаны были вернуться в Школу не позже девяти вечера, так что, как вспоминает один из студентов, любителям театра приходилось довольствоваться всего четырьмя актами первой из двух пьес, представляемых за вечер во Французском театре; увидеть больше они не успевали.
Дисциплинарные строгости нисколько не смирили мятежного духа «политехников», и во время «трех славных дней» они проявили себя как активнейшие участники парижского восстания. При Июльской монархии многие из них принимали участие в республиканских манифестациях. Однако два случая роспуска студентов Политехнической школы при Июльской монархии, в 1834 и 1846 годах, объяснялись не столько идеологическим противостоянием, сколько несогласием студентов с кадровой политикой Военного министерства.
Выпускники Политехнической школы в течение трех лет могли бесплатно продолжать образование в Школе мостов и дорог или Горной школе. Кроме того, в Париже функционировало еще несколько высших учебных заведений: Музей естественной истории (где лекции читали Кювье и Ламарк), Школа восточных языков, Школа хартий (основанная в 1821 году для изучения палеографии и дипломатики), Школа изящных искусств, Королевская школа музыки и декламации (которой руководил знаменитый композитор Керубини).
Все перечисленные учебные заведения существовали в той или иной степени на средства государственного бюджета, но были и другие, возникшие благодаря частной инициативе. Их примером может служить Высшая коммерческая школа на Попенкурской улице Святого Петра. Она была основана в 1820 году банкирами Казимиром Перье и Жаком Лаффитом, фабрикантом Гийомом-Луи Терно и химиком Жан-Антуаном Шапталем. Здесь готовили негоциантов, банкиров, управляющих промышленными и коммерческими предприятиями; обучение было платным и длилось три года. Школа эта, ставшая впоследствии государственной, существует и сегодня.
Другое учебное заведение, появившееся в Париже в эпоху Реставрации и действующее по сей день, – это Центральная школа искусств и мануфактур, основанная в 1829 году на деньги нантского коммерсанта Альфонса Лавалле; в 1857 году он принес свое детище в дар государству. Первоначально эта школа располагалась в бывшем особняке Жюинье на улице Ториньи (ныне в этом здании находится музей Пикассо). Здесь преподавали физику, химию, начертательную геометрию и другие точные науки. Обучение было платным и длилось три года; по окончании школы ученики получали дипломы инженеров самого разного профиля. Среди выпускников разных лет были люди, прославившие Францию: специалист по металлическим конструкциям, строитель мостов и виадуков Гюстав Эйфель, авиатор и промышленник Луи Блерио, производитель шин для автомобилей Эдуард Мишлен.