Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Шрифт:
В 1830-е и 1840-е годы в количественном отношении на первом месте стояли приезжие из Германии, за ними шли англичане, бельгийцы, итальянцы и швейцарцы. Цели у иностранцев были разные: если англичане в большинстве своем приезжали в Париж, чтобы развлечься, то немцы, равно как и выходцы из других европейских стран, искали во французской столице прежде всего не развлечений, а заработка.
Немецкая колония состояла по преимуществу из высококвалифицированных ремесленников – краснодеревщиков, портных, седельщиков, сапожников, печатников. Бельгийцы чаще всего становились кучерами, слугами, чернорабочими, а в 1840-е годы множество бельгийцев было занято на постройке крепостной стены Тьера. Напротив, среди швейцарцев большинство составляли мастера высокой квалификации – часовщики, краснодеревщики, печники; были среди них и строители. Итальянцы, поселявшиеся в Париже, чаще всего пополняли
В начале 1830-х годов в Париже появилось множество политических эмигрантов самых разных национальностей. Среди них были испанцы либеральных убеждений, немцы-республиканцы, итальянцы, спасающиеся от гнета австрийцев, поляки, бежавшие из входившего в состав России Царства Польского после подавления царским правительством восстания 1830–1831 годов.
Франция давала приют политическим эмигрантам, но не следует думать, что жизнь их была безоблачной. Возьмем для примера поляков. Польская элита, группировавшаяся вокруг князя Адама Чарторыйского, пользовалась уважением французских властей. Однако польские эмигранты рангом пониже, не скрывавшие своих республиканских симпатий, вызывали сильные подозрения у префекта полиции (в его ведомстве все иностранцы, приезжавшие в Париж, должны были получать вид на жительство). К тому же многие поляки приезжали во Францию практически без средств к существованию и становились претендентами на муниципальные вспомоществования. Поэтому столичные власти поляков не жаловали, и число их в Париже в течение всей Июльской монархии не превышало двух-трех тысяч.
Иначе обстояло дело с немцами: как уже было сказано, с каждым годом в Париже их становилось все больше и больше. Если в 1831 году во французской столице постоянно проживало «всего» около 7000 приезжих из Германии (17 % всех иностранцев в Париже), то в 1846 году их насчитывалось уже 54 000, что составляло около трети от общего числа парижских иностранцев. Разумеется, далеко не все выходцы из Германии приезжали во Францию по политическим причинам – чаще всего немцы просто искали (и находили) работу в Париже и потому вызывали сильную неприязнь у парижских рабочих, которые видели в них своих конкурентов.
Напротив, американцы, среди которых были и богатые туристы, и негоцианты, и студенты-медики, неизменно вызывали у французов симпатию (восходившую, возможно, еще к тем временам, когда французские добровольцы принимали участие в американской Войне за независимость); американская колония в Париже была не слишком велика, тем не менее, по некоторым данным, в середине 1840-х годов число американцев (промышленников и коммерсантов), постоянно проживавших в Париже, равнялось трем сотням, а ведь к ним следует прибавить еще и туристов, приезжавших во французскую столицу на несколько месяцев (с их учетом общее число американцев в Париже доходило до трех с половиной тысяч).
Наконец, в Париж приезжало немало русских. В первое десятилетие XIX века, при Консульстве и Империи, постоянно меняющиеся отношения между двумя странами, несколько раз переходившими от войны к миру и снова к войне, не способствовали укоренению русских в Париже. Зато после того, как 31 марта 1814 года была подписана капитуляция Парижа и русская армия вместе со своими союзницами по антинаполеоновской коалиции вошла в столицу Франции, русские (включая столь пугавших парижан казаков) буквально наводнили столицу; они селились в гостиницах в районе улицы Риволи и Пале-Руаяля, квартировали в частных особняках Сен-Жерменского предместья. Известно, какие важные последствия имело пребывание молодых русских офицеров-дворян в городе, где двадцатью годами раньше разразилась Великая французская революция: именно здесь они прониклись тем либеральным духом, который привел их сначала в тайные общества, а затем, в 1825 году, на Сенатскую площадь.
Военные покинули Париж в конце 1815 года, но число русских, желающих увидеть столицу Франции и провести в ней несколько недель, месяцев, а то и лет, во второй половине 1810-х и в 1820-е годы неизменно оставалось очень большим. Уже в 1822 году русских в Париже было так много, что «бедная, почти убогая» посольская церковь на улице Меле с трудом вмещала всех желающих помолиться по православному обряду, и, как вспоминает дипломат Д.Н. Свербеев, «по праздничным
Русские дамы, переселившиеся во французскую столицу по тем или иным жизненным обстоятельствам, играли значительную роль в парижской светской жизни. В особняке на улице Святого Доминика жила Софья Петровна Свечина, еще в России, в 1815 году, перешедшая в католичество и вскоре после этого уехавшая во Францию; ее салон сыграл немалую роль во французском «религиозном возрождении» 1830-х годов. Русская барышня Анастасия Семеновна Хлюстина в 1830 году вышла замуж за графа Адольфа де Сиркура, и их парижский салон во второй половине 1830-х годов стал одним из интеллектуальных центров столицы. Г-жа де Сиркур была особой столь образованной и яркой, что ее даже прозвали «русской Коринной» (по имени талантливой и красноречивой героини одноименного романа Жермены де Сталь). Другая русская барышня, фрейлина Варвара Ивановна Дубенская, в 1834 году вышла замуж за дипломата Лагрене – первого секретаря французского посольства в Петербурге; оказавшись во Франции, она давала уроки русского языка Просперу Мериме. Софья Федоровна Ростопчина, дочь графа Ф.В. Ростопчина, вышла замуж за француза графа де Сегюра и стала (уже во второй половине XIX века) популярной французской писательницей, автором многочисленных романов для детей. Наконец, княгиня Дарья Христофоровна Ливен (урожденная Бенкендорф), жена русского посла в Берлине, а затем в Лондоне, с 1835 года жила в Париже на улице Риволи, а с 1838 года – на улице Сен-Флорантена, в бывшем особняке Талейрана. Она принимала в своем салоне весь цвет парижской политической элиты и пленила овдовевшего Франсуа Гизо (после 1840 года – всесильного министра иностранных дел и фактического главу правительства); он царил в салоне княгини Ливен и даже принимал там различные депутации и комиссии.
Названные персоны, разумеется, не исчерпывают списка русских людей обоего пола, которые чувствовали себя в Париже «как дома». Образцовым представителем парижского света современные французские историки называют российского подданного (впрочем, корсиканца по происхождению) графа Шарля-Андре (в русской традиции Карла Осиповича) Поццо ди Борго – посла России во Франции в 1814–1834 годах. Хотя в эти годы российское посольство не могло соперничать в роскоши с посольствами Англии или Австрии, Поццо чувствовал себя полноправным парижанином, и окружающие разделяли его чувство.
Видным представителем парижского светского общества и, так сказать, «полусвета» был другой русский – князь Петр Иванович Тюфякин. В прошлом директор российских императорских театров, он получил от Александра І позволение жить в Париже. Здесь князь завоевал такую славу на поприще светских удовольствий, что удостоился прозвища «наш дон Жуан с Бульвара». В его доме людям из высшего парижского общества составляли компанию куртизанки. По свидетельству одного из гостей князя, австрийского дипломата Аппоньи, эти «женщины без имени» были не только очень хорошенькими, но и прекрасно воспитанными; они успешно подражали манерам аристократок… Русский «дон Жуан с Бульвара» умер в 1845 году; по легенде, последними его словами был вопрос: «Кто нынче вечером танцует в балете?»
После Июльской революции для русских любителей парижской жизни наступили сложные времена: российские власти через посла Поццо ди Борго передали своим подданным (в общей сложности их было в тот момент в Париже около 90 человек) приказание покинуть Францию, и лишь позже некоторым из них разрешили вернуться (в их числе был и князь Тюфякин). Российский император опасался, как бы его подданные не заразились в «июльской» Франции революционными настроениями, и хотя дипломатические отношения двух стран, прерванные на время революции, были довольно быстро восстановлены, власти выдавали разрешения на поездку в эту страну крайне неохотно. Согласно французским данным, в 1832 году в Париже проживало 310 русских. Даже родному брату, великому князю Михаилу Павловичу, император не позволил поехать в Париж в 1837 году; не побывал во Франции и цесаревич Александр Николаевич, совершавший в 1839 году путешествие по Европе. Один из официальных документов 1839 года гласил: