Парижане. История приключений в Париже

Робб Грэм

– Нет.

– Они сказали – цитирую реальные слова: «Вам не следует знать, как это делается».

Стоит подчеркнуть, что доктор Жобер был не первым алхимиком, который посетил внушительное палаццо на набережной Конти с образцом самодельного золота. В 1854 г. – за семьдесят лет до первого серьезного заявления о произведенном в лаборатории искусственном золоте [11] – бывший лаборант по имени Теодор Тифферо уговорил господина Леволя, ответственного за определение пробы драгоценных металлов на Монетном дворе, позволить ему провести несколько опытов прямо там, на месте. Первые два опыта были безрезультатны. Но Тифферо верил, что, когда aqua fortis [12] или азотная кислота достигнут точки кипения, на пол должно пролиться золото. Третий опыт состоял в том, чтобы

оставить процесс медленного кипения на всю ночь, и, когда Тифферо пришел на Монетный двор на следующее утро, ему сказали, что опытная пробирка треснула. На стекле были видны лишь несколько крошечных частиц золота. Тогда господин Леволь, на которого не произвели впечатления чудеса с таким низким выходом продукции, сказал: «Вы же видите, что никакого существенного количества золота на самом деле не получилось».

11

Это был Хантаро Нагаока в Университете Токио в 1924 г.

12

Твердая вода (лат.).

Гораздо позже руководители Монетного двора, по-видимому, стали придерживаться более просвещенной точки зрения по этому вопросу. В начале 1930-х гг., признавая огромные изменения, которые произошли в химии, экспертом туда был назначен известный французский физик Андре Эльброннер. Это назначение, которое, похоже, ускользнуло от внимания агента абвера, было не лишено значения для будущего цивилизованного мира.

Остальная часть статьи, вышедшей в 1905 г., была посвящена волнующим последствиям алхимической деятельности доктора Жобера. Отвергнутый французскими властями, он, очевидно, получил предложение из Испании, в которой рынок золота был менее строго регламентирован. Но главные цели доктора лежали в другой сфере. Он указал, что если секрет открыть всему миру и любой человек, имеющий печь и пробирку для преобразования обычных металлов в золото, получит такую возможность, то это возымеет «расстраивающее действие на наши общественные институты, социальный вопрос сделает огромный скачок вперед, а старый мир погибнет и рухнет».

Этого было достаточно, чтобы убедить интервьюера в том, что доктор Жобер опасный социалист. Его подозрения подтвердила симпатия доктора Жобера к Пьеру Кюри, который был известен своими антиправительственными взглядами и, несмотря на новаторские исследования магнетизма и радиоактивности, так и не был принят научными кругами.

Ничто из этого не удивило бы истинного алхимика. Подобно эликсиру долгой жизни, производство золота было лишь ступенью Главного Дела. И каждый алхимик знал, что человек, которым движет личная выгода, никогда не достигнет этой ступени в любом случае. Интерес иностранного шпиона к этой статье являлся, очевидно, свидетельством недавнего обновления алхимии. Один из коллег Жобера, например, нанял в свою лабораторию инженера-химика и опубликовал книгу о том, «как стать алхимиком», которая вполне могла послужить учебником по химии. С точки зрения Жобера, если алхимики теперь стали учиться у современных химиков, самим ученым следовало многому научиться у своих древних предшественников. Чтобы доказать это, он процитировал монаха-алхимика XV в. Базилиуса Валентинуса, намекая на то, что данное им описание катализатора, известного как «универсальная ртуть», имело какое-то отношение к загадочным свойствам открытого Пьером Кюри радия. Иностранный агент или его руководитель выделил этот отрывок жирными карандашными линиями на полях:

«Наша ртуть светится ночью… Она обладает такими свойствами растворителя, что рядом с ней ничто не может противостоять ей, потому что она уничтожает всякую органическую материю. «Универсальная ртуть» в дополнение к этому обладает свойством расщеплять все металлы, которые были открыты первыми, и доводить их до точки «созревания».

Ввиду того что сейчас является общеизвестным фактом, кажется очевидным, что если бы эти обрывки информации были должным образом проанализированы, они могли бы побудить нацистов возобновить свои поиски философского камня. Но так как они страдали манией величия, то, с их точки зрения, алхимия была не чем иным, как ускоренным средством привлечения финансов, и они упустили прекрасную возможность осуществить самую ужасную и длительную месть за поражение в 1918 г.

Тот факт, что встреча, которая будет описана в этом рассказе, происходила в то же самое время, что и расследование абвера – в начале лета 1937 г., – наводит на мысль о том, что пожилой господин знал, что он находится под наблюдением и время истекает. Он исчез после встречи,

и лишь много лет спустя его видели в

Испании. Это дало повод некоторым предположить, что пожилой господин и доктор Жобер был одним и тем же человеком, однако, пока не появятся доказательства, об этом можно лишь гадать.

В тот вечер профессор Эльброннер покинул Монетный двор и направился к мосту Понт-Нёф, чтобы вернуться в свою лабораторию в доме номер 49 на улице Сен-Жорж. Когда он проходил мимо великолепных средневековых башен, поднимавшихся над островом Сите, он даже не мог подозревать, что существует какая-то важная связь между готическим собором, алхимиками, с которыми он встречался время от времени на Монетном дворе, и его собственной работой по прикладной ядерной физике. Однако ему все же пришло в голову, что между искусством алхимика и самыми последними открытиями в области химии и физики существуют забавные и интригующие, как он мог бы сказать, параллели.

Некоторые из этих искателей золота были явно безумны, и хотя они были удивительно хорошо информированы в современной науке, они были неспособны отличить результаты опытов от безудержной фантазии. Казалось, их методы включали очень мало исследований и очень много ошибок. Например, почти всегда оказывалось, что частицы золота содержались в обычном металле. Похоже, они придавали особенно большое значение тому, что определенные молекулярные превращения, проведенные в лабораториях, каким-то образом связаны с будущим человечества и определенные неосмотрительные опыты уже изменили природу самой реальности. Это было по меньшей мере установлением границ для теории относительности.

Эльброннера поразило не столько это, сколько тот факт, что эту идею разделяли несколько человек, которые ничего не знали о работе друг друга. Речь, очевидно, не шла о хорошо организованном заговоре безумцев, и он был вынужден прийти к выводу, что, как бы ни были шатки ее основы, алхимия была все еще живой наукой.

На самом деле Эльброннер испытывал больше симпатии к междисциплинарным заблуждениям, чем в этом мог признаться профессор Коллежа де Франс. Он знал, что супруги Кюри получали от алхимии нечто вроде вдохновения, а другие коллеги обнаружили в ней продуктивный источник аналогий для своей работы над атомным строением материи. Возможно, ему было известно – хотя доказательств этого нет, – что оксфордский химик Фредерик Содди, который раньше осмеивал алхимию как «помрачение ума», недавно публично назвал ее неиспользованным источником практических догадок. Профессор Содди провел специальное исследование понятия «превращение». Внимательно прочитав алхимические тексты, он пришел к предположению, что когда-то в далеком прошлом некая исчезнувшая цивилизация развила технологию, основанную на каких-то плохо понятых и, вероятно, случайных молекулярных процессах. Эта технология, по мнению Содди, оставила неотчетливые следы в алхимических аллегориях. Замечательно то, что только после открытия для себя алхимии Содди и его коллега Эрнст Резерфорд признали, к своему удивлению, что радиоактивный торий спонтанно превращается в другой элемент. Говорят, что Содди вскричал: «Резерфорд, это и есть превращение!» На что Резерфорд ответил: «Ради бога, Содди, не называйте это превращением! Нам голову оторвут, как алхимикам!»

Когда в тот вечер профессор Эльброннер добрался до лаборатории, консьержка сказала ему, что к нему приходил какой-то пожилой господин. Обнаружив, что профессор отсутствует, этот господин оставил записку. Эльброннер узнал имя того алхимика, который раньше представился ему на Монетном дворе и проявил большой любительский интерес к работе Эльброннера над полонием. В своей записке этот алхимик просил Эльброннера встретиться с ним в одной из опытных лабораторий Парижской газовой компании, головной офис которой находился недалеко на площади Сен-Жорж. Эльброннер сообщил о записке своему молодому коллеге Жаку Бержье, и они вдвоем отправились, как они, должно быть, думали, приятно провести время.

Некоторые подробности следующей части этой истории отсутствуют, главным образом, потому, что шесть лет спустя Андре Эльброннер был арестован как член Сопротивления и отправлен в концлагерь Бухен-вальд, где умер от воспаления легких в марте 1944 г. В последние месяцы жизни он использовал свой талант на то, чтобы писать зашифрованные послания на почтовых открытках, которые заключенным было разрешено посылать своим семьям. Единственный отголосок этой встречи, пришедший от самого Эльброннера, представляет собой несколько записей об экспериментах, которые в запечатанных конвертах были поданы на рассмотрение в Академию наук весной 1940 г., за несколько недель до вступления нацистов в Париж. Поэтому главным источником информации является отчет, опубликованный коллегой Эльброннера в 1960 г.