Парижская страсть
Шрифт:
— На чем мы остановились? Ах, да, итальянец… Я с ним познакомилась через одну из моих девочек… Да, у меня всегда были хорошие девочки в моей маленькой семье… Они были такими же одинокими, как я когда-то, я им представляла богатых мужчин, все развлекались…
Так, выходит, Аврора была нанята для такого сорта развлечений? Она перебила меня:
— Нет, с Авророй было по-другому. Пять лет назад она еще не была красавицей. Тело подростка, маленькая грудь, никакого умения жить, да еще и нелюдимость…
Она готова была предаться ностальгии.
— Если бы меня там не случилось,
Однако ностальгия отступила.
— У Авроры не было шансов. Она росла в отвратительной семье. Ее отец был особенно темной личностью. Он ее заставлял раздеваться перед ним, и бедный ребенок так и не смог забыть этого первого унижения…
Итак, Аврора устроилась в Сен-Клу. Она была полезна Анжелике, помогала ей организовывать ужины и приемы и справлялась с этим с естественной элегантностью, которая производила хороший эффект. Та, в свою очередь, испытывала к ней чувства, природа которых была мне неясна. Она дарила ей платья. Она предложила ей услуги преподавателя польского языка, как она бы сделала для собственного ребенка. Она ее возила повсюду. Она очень любила присутствие этой девочки, покорной и гордой, которая на каждого бросала строгий взгляд.
В этот момент Анжелика изменила тон. Она явно готовилась рассказать о событии, оставившем у нее не самые лучшие воспоминания.
— Через несколько месяцев Аврора освоилась. У нее всегда был вид потерявшейся кошки, но она поняла, что этим можно пользоваться как оружием. Мужчины начали увиваться вокруг нее, она научилась притворству, она обобрала нескольких наивных…
Анжелика весьма гордилась этой девочкой, которая училась у нее жить. Они вместе путешествовали. Много времени проводили в Риме, у итальянца, который посылал лилии.
— Этого я берегла для себя… Он, похоже, был в меня влюблен, хотел убрать мои морщины, подтянуть грудь и даже жениться на мне! Я была не прочь сделаться важной синьорой… Но Аврора повела себя подло. Она делала все, чтобы итальянец, который воспламенялся от пустяка, сошел с ума от нее. И, когда она этого добилась, они оба попросили меня вернуться в Париж…
Она открыла сумку. Поискала золотую коробочку.
— Я была унижена… Я любила Аврору как мать, я вас уверяю… И тогда я поняла, что в самом деле стара.
Зачем было знать об этом больше? Для чего мне были подробности о том, что последовало за этими итальянскими событиями? Все, что я узнал, показалось мне предсказуемым и бесполезным. Я хотел это сказать Анжелике, когда она, ловко подгадав момент, метнула на меня дьявольский взгляд:
— Я полагаю, вы бы очень хотели знать, что произошло потом?
Я сделал было жест отказа, но она добавила:
— Тогда, чтобы об этом знать больше, нужно мне дать деньги, много денег…
Я был поражен. Она спокойно смотрела на меня. Мы были одни в этом ресторане. Она отбросила свои обвораживающие манеры и теперь вела переговоры как деловая женщина, которая предлагает свои условия.
И к своему удивлению, то, от чего я готов был бежать, когда его мне навязывали, показалось мне желанным потому, что это хотели мне продать. Я был в замешательстве от этой торговли.
49
Значит, мое воспаленное чутье выбрало женщину, которая с первого дня дала мне понять, что никто не сможет доставить мне таких утонченных страданий. Не Аврора была главной приманкой в этой западне. И если я ее раньше любил, и если я еще продолжал ее любить, то только в надежде сбросить некую тяжесть посредством небольшого искупления. Исходя из этого, легко допустить, что на самом деле никакой тайны в Авроре никогда не было и не могло быть. Тайна была во мне. И то, как она меня обманывала, в сущности, было виднее, чем то, как я спешил воспользоваться этим. Предательство с этой точки зрения лишь косвенно указывает на предателя. А прямо — на жертву. Горящую на алтаре.
50
До того как превратиться в процесс всеобщего уничтожения, любовь гарантирует великолепие мира.
Это как до агонии — колодец в пустыне. Остров абсолюта. Ковчег — до потопа, спасаясь от которого его построили. Единственное убежище в мире всеобщего упадка.
Странно, что мы взываем к этому чувству, самому неустойчивому среди всех, чтобы оно олицетворяло для нас вечность.
И странно, что мы просим у этого куска пепла доказательства нетленной реальности.
Любовник, который держит пари на любовь, похож на того, кто считает, будто песочные часы доказывают, что времени не существует.
Исчезнув, Аврора отослала меня в разваливавшийся мир, где она меня мучила на расстоянии.
С ней, с воодушевлением, которое она вызывала, я стоил больше, чем я сам. Без нее я был ничем.
Я шел к старости. И к смерти. Чтобы слиться с небытием, от которого она одна отделяла меня.
51
Анжелика не хотела, чтобы я ей выдал чек. Она предпочитала наличные.
— Нам некуда торопиться… Я буду рада снова с вами увидеться.
Она ушла, не сказав ничего такого, что могло бы меня убить. Я боялся худшего. И готовился к этому. Но пока что Аврора не совершила ничего отвратительного. Впрочем, в рассказе, который меня ожидал, я угадывал профиль женщины, которая, несмотря ни на что, уже не была той, которую я любил.
Вместо того чтобы почерпнуть в этом силы для презрения, гнева, безразличия или еще какого-нибудь чувства, способного освободить меня, я, наоборот, предпочел восхищаться тем, что вынырнет из тумана.
Это восхищение не было менее требовательным — но более тревожным. Это было чувство другой природы.
— Вы не будете разочарованы, — добавила Анжелика, разумеется имея в виду совершенно противоположное.
Я пообещал ей деньги. За полную откровенность. Она ответила, что я смогу все узнать при следующей встрече и что лишь от меня зависит, скажет она о чем-либо или умолчит.
То, что откроется, — это дверь в другой мир. Я могу войти туда или пройти мимо.
Все любовники умерщвленных похожи на Орфея. Они входят в царство мертвых, чтобы вывести ту, которую похитили у них смерть или предательство.