Парижская жена
Шрифт:
— Как хорошо ты сказала! Я знал, что не ошибся в тебе. — Он отстранился и откинул волосы, падавшие мне на глаза. — Надеюсь, Хем понимает, каким сокровищем обладает.
— И я тоже, — с этими словами я вошла в гостиницу. В холле хозяйка покрывала платком клетку с птицей.
— Он не любит фейерверк, — объяснила она, заматывая плотнее решетку. — Сразу начинает выщипывать себе перья. Видели такое?
— Да, сеньора, — ответила я, направляясь к лестнице. — Пришлите мне наверх, пожалуйста, бренди.
Она оглянулась посмотреть, кто за мной идет, и я прибавила:
— Только один стакан.
— Сеньора
— Не очень, — сказала я. — Но бренди мне поможет.
32
На следующее утро, когда я проснулась, Эрнеста уже не было в номере. Я слышала, как он вернулся поздно ночью, но не пошевелилась и не заговорила с ним. К семи я умылась, оделась и спустилась в кафе при ресторане, где Эрнест допивал кофе.
— Я заказал тебе яичницу с ветчиной, — сказал он. — Есть хочешь?
— Ужасно, — ответила я. — Чем закончился вчерашний вечер?
— Дружным весельем и пьянкой.
— Весельем и пьянкой или просто пьянкой?
— К чему ты ведешь?
— Ни к чему.
— Какого черта! Почему прямо не скажешь?
— Я даже кофе еще не пила, — сказала я. — Нам что, нужно обязательно ссориться?
— Ничего нам не нужно. Да и время поджимает.
Вниз спустился Билл и придвинул к нам стул.
— Жутко хочется есть, — признался он.
— Ну, пошли по кругу, — сказал Эрнест и, подозвав официанта, заказал ему еще одну яичницу, кофе с молоком и подписал чек. — Пойду распоряжусь насчет билетов. Увидимся на месте.
Он ушел, а Билл остался сидеть. Держался он очень застенчиво.
— Что же все-таки было вчера вечером?
— Ничего, что хотелось бы вспоминать, — ответил он.
— Тогда не вспоминай.
— На самом деле всего я не знаю. Гарольд что-то сказал Пэту, а потом вспыхнул Хем и ужасно обругал Гарольда. Было неприятно.
— Догадываюсь.
— Подошедший Дон пытался утихомирить страсти, но было слишком поздно. Гарольд позвал Эрнеста на улицу, чтобы разобраться.
— Гарольд? Может, позвал другой?
— Нет. Но атмосфера накалилась.
— С Гарольдом все в порядке?
— Абсолютно. Они даже не прикоснулись друг к другу.
— Слава Богу.
— Говорят, Хем предложил подержать очки Гарольда и это ослабило напряженность. Они рассмеялись, почувствовав себя круглыми дураками за то, что затеяли эту склоку.
— Что с нами происходит, Билл? Можешь мне объяснить?
— Если б я знал! — сказал он. — Для начала — мы слишком лихо пьем. И многого хотим, не так ли?
— А чего мы, собственно, хотим? — спросила я, ощущая прилив уныния и душевную смуту. Я не знала, заметил ли Билл, что Эрнест явно домогается Дафф. Но что он мог думать? Что мог сказать?
— Всего, конечно. Всего и еще немного. — Билл почесал подбородок и попытался пошутить: — Головная боль тому доказательство.
Некоторое время я внимательно вглядывалась в его лицо.
— Если это праздник, тогда почему нам не весело?
Он откашлялся и отвел глаза в сторону.
— Нам ведь не стоит пропускать выступление любителей? Хем говорит, это самое интересное — надо обязательно посмотреть.
Я вздохнула.
— Да не надо ничего ему доказывать. Тебе ведь не очень понравилась пробежка быков.
— Не понравилась, — признался Билл слегка смущенно. — Но я согласен на вторую попытку. Еще не сдался.
—
— Не знаю, — сказал он. — Просто говорят.
Выступление любителей давно уже стало для Эрнеста любимым зрелищем в фиесте. Все эти годы он репетировал вероники, используя, что придется, — шторы, мое старое пальто, — и довольно в этом преуспел. Теперь он мог дразнить быков, отскакивая в последний момент. После этого у него всегда было приподнятое настроение, и он, счастливый, продолжал тренировку в гостиничном номере с плащом, купленным в отдаленном от площади магазине, куда не заглядывают туристы. Плащ был из тяжелой красной саржи, окаймленный простой черной тесьмой. Эрнест стал собирать пробки для подола плаща: ведь именно пробки дают возможность матадору управлять плащом — размахивать им широко и точно.
Когда этим утром наступило время любителей, Эрнест взял с собой этот плащ и вместе с десятками таких же смельчаков, желавших проверить свою ловкость, перелез на арену. Билл отправился за ним, но Гарольд остался на месте; его с Дафф разделяло несколько сидений.
— У Пэта сегодня лицо синюшного цвета, — сказала Дафф, когда я села рядом. — Долгая была ночка.
— Уже наслышана.
— Нам тебя не хватало. С тобой всегда веселее.
Я внимательно на нее посмотрела, решив, что меня разыгрывают, но выражение ее лица было открытое и приветливое. В этом вся Дафф, гибель для мужчин, а в остальном — своя в доску, и играла она по своим правилам. Не думаю, что она стала бы спать с Эрнестом, даже если б хотела этого, потому что я ей нравилась, и еще — она знала, что быть женой нелегкое дело. Она уже дважды была замужем и теперь собиралась связать жизнь с Пэтом, если у них будет достаточно денег. Однажды она пожаловалась мне, что ей никогда не везло в браке, но у нее не хватало мужества прекратить попытки.
Пикадоры хорошо контролировали ситуацию с любителями, и то, что происходило на арене, казалось безопасной забавой. На поле находился только один светло-коричневый медлительный бык. Приблизившись к Биллу, он пнул его передним копытом в ягодицы, и тот упал на бок, как персонаж из мультфильма. Все рассмеялись. До Эрнеста еще не дошел смысл происходящего, а Гарольд уже миновал нас и тоже полез на арену.
— О, Гарольд, — только и сказала Дафф, ни к кому, в сущности, не обращаясь, а тот в бледно-желтом свитере в стиле фер-айл с пестрым рисунком и белоснежных спортивных туфлях выглядел как узнаваемая карикатура на богатого и беспомощного американца. Мы обе следили за ним. — Я сказала ему, что между нами ничего не может быть.
— Не уверена, что он это услышал, — сказала я, стараясь по возможности быть деликатной.
— Мужчины слышат, что им хочется, а остальное додумывают.
Оказавшись на арене, Гарольд посмотрел туда, где мы сидели, и широко улыбнулся. Светло-коричневый бык находился близко от него и неуклонно приближался; Гарольд увернулся от рогов, как делали остальные. Бык пробежал вперед, но потом развернулся и затрусил назад, и вот тут Гарольд ухватился за рога и дал быку протащить его несколько шагов. Со стороны казалось, что это хорошо отрепетированный цирковой номер. Гарольд не меньше других был изумлен своим успехом, и когда бык опустил его на землю, словно перышко, он опять повернулся в нашу сторону с ликующим видом.