Парк-авеню, 79

Роббинс Гарольд

– Так вы – танцовщица? Исполните нам что-нибудь. Ну, не ломайтесь. Станцуйте.

В гостиной повисла напряженная тишина. С откровенным любопытством все уставились на Марию, эту очередную красотку с панели. Широко открытыми, по-детски искренними глазами она посмотрела своему недоброжелателю прямо в лицо:

– С удовольствием... в другой раз. Сегодня вынуждена вас огорчить, поскольку у меня обострилась профессиональная болезнь танцовщиц.

Журналист ухмыльнулся:

– Что это еще за профессиональная болезнь

танцовщиц? Никогда не слышал о такой.

Мария сочувственно протянула:

– Боюсь, что вы не слышали о многом. В том числе, и о растяжении связок.

Грохнул дружный хохот – остроумие новой девочки Остера понравилось всем. Сам Джек одобрительно похлопал Марию по плечу:

– Умница.

Гости начали расходиться в половине третьего ночи, а уже около трех Мария и Остер остались в гостиной одни. Джек тяжело опустился на стул:

– Как я устал! Слава Богу, что на этой неделе ничего похожего уже не будет.

Девушка озадаченно спросила:

– Но если вам не нравятся такие сборища, зачем вы их устраиваете?

Он улыбнулся, развел руками:

– Я вынужден терпеть некоторые неудобства. Вынужден, поскольку интересы бизнеса превыше моих желаний. Кроме того, все эти люди будут страшно огорчены, если вдруг я перестану их приглашать. Еженедельные вечеринки стали нашей традицией.

– Вы хотите сказать, что все это происходит каждую неделю?

– Да, именно.

И с гордостью добавил:

– Без остеровских вторников Нью-Йорк много потеряет!

Мария попыталась осмыслить услышанное, но не смогла: какая разница, будет кто-то огорчен или нет? Неожиданно она спохватилась:

– Мне пора, мистер Остер.

Джек томно закатил глаза:

– А нужно ли вам уходить? Ведь так поздно...

Мария резко поднялась:

– Нет, мистер Остер. Спасибо. Меня ждут дома.

Он тут же поднялся и полез в карман.

– Я вас понимаю. Простите мою забывчивость.

Через секунду из руки Остера в ее кулачок перекочевала смятая зеленая бумажка. Мария почему-то постеснялась ее развернуть и так, зажав банкноту в руке, направилась к выходу. Возле двери она улыбнулась прощальной улыбкой:

– Большое спасибо, мистер Остер! Я прекрасно провела у вас время.

– О, вы доставили мне огромное счастье видеть вас, дорогая. Надеюсь испытать эту радость еще раз. Ну, хотя бы на следующей неделе.

Мария замялась:

– Не могу обещать, мистер Остер. Сначала мне надо поговорить с мистером Мартином.

Джек рассмеялся:

– Пусть это вас не беспокоит. Со стариком Мартином я договорюсь сам.

– Спокойной ночи, мистер Остер.

– Спокойной ночи, Мария.

Девушка вошла в лифт, помахала из него Остеру и, когда дверцы закрылись, разжала ладонь. Невероятно, Джек дал целых двадцать долларов! Столько, сколько платил Мартин за полную рабочую неделю. То время, что кабина ползла вниз, Марию терзала тревога:

а вдруг Остер дал ей крупную купюру по ошибке?

Лифт остановился, сомнения кончились. Она быстро засунула деньги в сумочку и вышла из подъезда. Швейцар встретил ее на крыльце изумленным взглядом:

– Такси, мэм?

Девушка недоверчиво покосилась на его застывшее в почтительной улыбке лицо, потом посмотрела на пустынную ночную улицу. А почему бы и нет? Сегодня у нее куча денег.

18

В начале четвертого такси привезло Марию к ее давно уснувшему, темному дому. Она медленно поднялась на крыльцо.

– Мария!

Из непроглядной черноты возле подъезда вынырнула высокая фигура.

– Майк? Как ты здесь оказался?

– Очень просто, ведь мы договорились встретиться. Что-нибудь случилось?

Майк встревоженно смотрел на девушку. И этот взгляд, и весь его растерянный вид почему-то вызвали в Марии глухое раздражение. Чиркнув спичкой, она закурила.

– Я простоял у «Золотого сияния» до половины первого, потом мне сказали, что ты ушла еще днем. Здесь тебя тоже не оказалось. Я страшно волновался.

– Ну и напрасно волновался. Я была на вечеринке.

– На вечеринке? У кого?

– У Джека Остера. Ты его не знаешь.

– Как тебя туда занесло?

– Джокер попросил.

Майк тихо выдавил:

– Мне это не нравится.

Мария глубоко затянулась:

– Почему?

– Не нравится, и все. Мартин не имел права посылать тебя к кому-то на квартиру и вообще... втягивать в такие дела.

Мария взбесилась. В глубине души она понимала, что Майк прав, но двадцать долларов! И почти даром.

– Оставь свое мнение при себе. Меня оно совершенно не интересует.

Он твердо повторил:

– Ты не должна ходить на эти вечеринки.

– Послушай, мальчик, кто дал тебе право здесь командовать? Должна, не должна... Если бы ты не шпионил за мной, то вообще бы ничего не узнал. Дура я, что все рассказала. В следующий раз буду умнее.

– Зачем ты так, Мария? Я вовсе не шпионил, а пытался выяснить, не случилось ли с тобой чего-нибудь и...

Она резко перебила:

– Как видишь, со мной ничего не случилось. Теперь можешь спокойно двигать домой. Знаешь, что-то ты мне стал надоедать!

Глухо хлопнула дверь подъезда, стихли шаги на лестнице, а Майк все стоял под слепыми окнами темного дома, словно непривычная тяжесть в сердце мешала ему уйти.

* * *

Питер сидел за кухонным столом перед недопитой банкой пива. Увидев Марию в бальном платье, он поперхнулся и сквозь натужный кашель прохрипел:

– Где ты была?

– На работе.

– Тогда почему твоему парню сказали, будто тебя там нет?

Мария молча пошла в свою комнату, однако отчим преградил ей дорогу: