Парк Горького
Шрифт:
— Вовсе нет! У нас там много старинных друзей. Арманд Хаммер, например, был еще с Лениным знаком. В тридцатые годы "Форд" делал для нас грузовики…
Аркадий перестал слушать — названия иностранных фирм, которыми сыпал Евгений, по большей части были ему неизвестны. Но голос Евгения казался все более знакомым, хотя они не виделись многие годы.
— Хорошее шампанское, — сказал он, ставя бокал.
— Советское игристое! Собираемся пустить на экспорт! — Евгений поглядел на него с детской гордостью.
Отодвинув ширму, загораживающую
— Прелестные бутерброды! Просто произведения искусства, даже есть страшно, — сказал незнакомец, подходя к столу и не замечая, что вода с него капает на блюдо.
Он без малейшего любопытства посмотрел на Аркадия. Что он прекрасно говорит по-русски, Аркадий знал, но этой животной самоуверенности магнитофонная запись не передавала.
— Ваш коллега? — спросил незнакомец у Евгения.
— Это Аркадий Ренько. Он работает…
— Я следователь, — сказал Аркадий.
Евгений разлил шампанское, придвинул блюдо с бутербродами.
— И какие же преступления вы расследуете? — Аркадий никогда не видел столь ослепительных зубов, сверкнувших в улыбке.
— Убийства,
Волосы Осборна прилипли к ушам, хотя он и вытер голову. Рассмотреть, нет ли на одном из них следов укуса, было невозможно.
Осборн надел массивные золотые часы на запястье.
— Евгений, будьте ангелом! Мне должны звонить. Подежурьте, пожалуйста, у телефона. — Он достал из замшевой сумочки мундштук, вставил в него сигарету и прикурил от золотой зажигалки, инкрустированной ляпис-лазурью. Выходя, Евгений задвинул за собой ширму.
— Вы не говорите по-французски?
— Нет, — соврал Аркадий.
— А по-английски?
— Тоже нет, — снова соврал Аркадий.
— А знаете, я в этом заведении бываю не так уж редко, но следователя здесь встречаю впервые.
— Так ведь моя профессия вряд ли имеет к вам какое-то отношение, господин… Простите, я не знаю вашего имени.
— Осборн.
— Вы американец?
— Да. А ваша молодость вам не помеха?
— Но почему? Мой друг Евгений помоложе меня, а уже намерен экспортировать шампанское. Кстати, не вам ли?
— Нет. Я занимаюсь пушниной, — ответил Осборн.
— Знаете, мне всегда хотелось иметь меховую шапку, — сказал Аркадий, решив, что ему следует держаться попроще. — И познакомиться с американцем. Как я слышал, американцы ведь похожи на нас — такие же открытые, с широкой натурой… А вы! Какая у вас интересная жизнь — колесите себе по свету, сколько душе угодно. Но, простите, я, кажется, заболтался, а вы слишком вежливы и не указываете мне на дверь. У вас ведь
— Что вы! Останьтесь, пожалуйста, — быстро сказал Осборн. — Такой счастливый случай. Мне не терпится расспросить вас о вашей работе.
— Я к вашим услугам. Но, судя по тому, что я читал о Нью-Йорке, дела, которые я веду, вам должны показаться довольно пресными. Семейные ссоры, хулиганство. Ну а убийства… чаще всего под горячую руку или в сильном опьянении… — Он виновато пожал плечами и пригубил шампанское. — Прелесть! Нет, правда, почему бы вам его не импортировать?
— Ну, так расскажите мне о себе, попросил Осборн, подливая ему еще.
— А это, наоборот, тема неисчерпаемая. Чудесные родители, золотые дедушка и бабушка. В школе замечательные учителя, а дружба в классе такая, что вспомнить приятно. Ну и сослуживцы один другого лучше, о каждом хоть книгу пиши.
— А о своих неудачах вы предпочитаете помалкивать?
— За других говорить не берусь, но у меня никаких неудач еще не было. Аркадий снял с шеи полотенце и бросил его на полотенце Осборна. Перехватив взгляд американца, он тоже покосился на свою гематому и вздохнул. Так, маленькая неприятность. Только вот рассасывается долго.
— А какое из ваших дел самое интересное? перебил его Осборн.
— А-а! Это вы про трупы в парке Горького слышали?.. Разрешите? — Аркадий ловко выхватил сигарету из пачки Осборна и прикурил от золотой зажигалки, с восхищением разглядывая ляпис-лазурь. Хотя лучшие ее образцы добываются в Сибири, Аркадий никогда этого камня не видел. — В газетах об этом помалкивают, — продолжал он, затягиваясь. — Но, конечно, обстоятельства такие необычные, что дают пищу для всяческих слухов. И особенно среди иностранцев, верно?
По невозмутимому лицу американца нельзя было догадаться, какое впечатление произвели на него эти внезапные слова.
— Я ни о чем подобном не слышал, — сказал Осборн, когда молчание начало затягиваться.
Влетел Евгений Мендель: Осборну так и не позвонили. Аркадий вскочил, извинился за то, что так засиделся, поблагодарил за шампанское, подхватил полотенце Осборна, повязал его на шею и направился к ширме.
— А кто ваш начальник? — вдруг спросил Осборн. — Кто у вас главный?
— Я и есть главный, — метнул последнюю стрелу Аркадий, ласково улыбаясь.
Он направился вдоль бассейна к выходу, чувствуя себя совсем измотанным. Его нагнал Ямской.
— Ну как? Я ведь не ошибся? Поболтать с другом детства всегда приятно, а ваши отцы большими друзьями были, кто же этого не знает.
Аркадий оделся и чуть не бегом кинулся на Петровку отдать Людину полотенце Осборна.
— Ваши ребята вас весь день разыскивали, — сказал полковник.
Аркадий позвонил в "Украину". Трубку поднял Паша и с гордостью объявил, что они с Фетом подключились к телефону Голодкина и слышали, как кто-то назначал фарцовщику встречу в парке Горького. Вроде бы американец. А может, эстонец.