Парк Горького
Шрифт:
Съемочный день на «Мосфильме» закончился.
Аркадий брел за Ириной вокруг стоящей на подпорках рубленой избы и березок. Под квадратами дерна ноги ощущали электрические кабели. Несмотря на вывеску: «НЕ КУРИТЬ», девушка курила самую дешевую папиросу, вставленную в облезлый лакированный мундштук. Из-под распахнутой дешевой афганской дубленки выглядывала тоненькая хлопчатобумажная одежка. Длинные каштановые волосы распущены. Глаза почти на уровне лица Аркадия смело глядели на него. Пятнышко несколько поблекло на
– Валерия Давидова и ее дружок Костя Бородин родом из Иркутской области, – говорил Аркадий. – Вы приехали из Иркутска, где Валерия была вашей самой близкой подругой, писали ей из Москвы, а когда она погибла, на ней были «потерянные» вами коньки.
– Вы что, собираетесь меня арестовать? – с вызовом спросила Ирина. – Я училась на юридическом факультете и не хуже вас знаю законы. Если собираетесь меня арестовать, с вами должен быть милиционер.
– Вы мне это уже говорили. Человек, которого нашли с Валерией и Костей, оказался американцем Джеймсом Кервиллом. Вы знали Джеймса Кервилла по университету. Зачем вы все время мне лжете?
Она уходила от его вопросов, водя его по кругу возле подобия избы. Несмотря на всю ее браваду, его не покидало ощущение, будто он преследует испуганного оленя.
– Не принимайте на свой счет, – оглянулась она. – Я вообще лгу вашему брату.
– Зачем?
– Я отношусь к вам, как к прокаженным. Вы же больны. Вы состоите в организации прокаженных. А я не хочу заразиться.
– Значит, вы изучали право, чтобы стать прокаженной?
– Я собиралась стать адвокатом. Своего рода врачом, чтобы защищать здоровых от больных.
– Но сейчас мы говорим об убийстве, а не о болезни. – Аркадий закурил. – Вы очень смелая девушка. Но вы считаете, что сюда явился какой-нибудь Берия и у вас на глазах станет есть младенца. Должен вас разочаровать – я здесь только потому, что ищу человека, который убил ваших друзей.
– Теперь лжете вы. Вас интересуют только покойники, а не чьи-то друзья. Интересуйтесь своими друзьями, а моих оставьте в покое.
Она попала в цель. Он приехал на студию только ради Паши.
Аркадий переменил тему разговора.
– Я смотрел ваше дело в милиции. Что это за антисоветская клевета, из-за которой вас исключили из университета?
– Будто не знаете.
– Представьте себе, не знаю, – сказал Аркадий.
Ирина Асанова на какой-то момент замолчала, как уже было, когда он первый раз беседовал с ней на студии, то ли из самомнения, то ли погрузившись в собственные мысли, в собственный неведомый мир.
– Все-таки, – помолчав, ответила она, – я предпочитаю ваших двойников из госбезопасности. Бить по лицу женщину по крайней мере честнее. А ваше обращение, ваша фальшивая забота, свидетельствуют только о слабости характера.
– В университете вы говорили не это.
– Я скажу вам, что я говорила в университете. Я разговаривала с друзьями
– Вы же, конечно, шутили. Надо было объяснить.
Она подошла ближе, так что теперь они стояли почти вплотную.
– Но я вовсе не шутила, а говорила вполне серьезно. Слушайте, следователь, если бы кто-нибудь прямо сейчас дал мне пистолет и сказал, что если я вас убью, то смогу уехать из Советского Союза, я бы убила вас не сходя с места.
– Вы серьезно?
– Убила бы, и с радостью.
Она затушила сигарету о березу рядом с Аркадием. Белая кора дерева почернела и задымилась, кусочки коры, скручиваясь, загорелись. Аркадий испытал непонятное ощущение боли, словно этот горящий окурок затушили о его сердце. Он верил, что она говорила правду.
– Товарищ Асанова, я не знаю, почему это дело до сих пор числится за мной, – подошел он с другой стороны. – Мне оно не нужно, да и не я должен им заниматься. Однако убиты три человека, и я прошу вас об одном – поехать со мной и осмотреть трупы. Возможно, по одежде или…
– Нет.
– Ну хотя бы для того, чтобы убедиться, что это не ваши друзья. Чтобы, по крайней мере, быть уверенной самой.
– Я знаю, что это не они.
– Тогда где же они?
Ирина Асанова ничего не сказала. На дереве осталась черная отметина. Она не сказала ничего, но путь к правде все же был открыт. Аркадий невольно рассмеялся, изумившись собственной глупости. Все это время он спрашивал себя, что нужно было Осборну от двоих русских, но ни разу не задал вопрос, что им могло быть нужно от него.
– Так где же, по-вашему, они?
Он почувствовал, как она непроизвольно задержала дыхание.
– Костя и Валерия бежали из Сибири, – ответил сам себе Аркадий. – Для такого бандита, как Костя, да еще с крадеными билетами Аэрофлота, это не составляло трудности. Если есть деньги, то здесь на черном рынке можно купить документы и оформить прописку. А денежки у Кости были. Но Москва не так уж далеко, И Костя захотел бежать еще дальше. Но это ему не удалось, и он погиб вместе с американцем, въезд которого в Советский Союз нигде не зарегистрирован.
Ирина Асанова отступила на несколько шагов в последние лучи заходящего солнца.
– Есть только одна причина, – сказал Аркадий, – почему вы признали, что вообще были знакомы с ними. Я твердо знаю, что они погибли в Парке Горького, а вы считаете, что они живы и пребывают по ту сторону границы. Вы верите, что они выбрались.
Ее глаза торжествующе сияли.
12
Водолазы копошились в черной круговерти, взбаламучивая накопившийся за зиму ил. В свете спущенных в воду герметически закрытых прожекторов можно было разглядеть то руку, то ласты. В том месте, где сточные трубы кожевенного завода имени Горького выходили под водой в Москву-реку, велись поисковые работы.