Парк Горького
Шрифт:
– Я подаю в городской суд заявление о разводе, – говорила в трубку Зоя. – Развод стоит сто рублей. Рассчитываю, что половину заплатишь ты. Как-никак, я тебе оставила квартиру. – Она замолчала в ожидании ответа. – Ты слушаешь?
– Да, – ответил, не поворачиваясь, Аркадий.
Людин перечислял разложенные на столе предметы.
– Три кольца с ключами. Все ключи одинаковые. Зажигалка. Пустая бутылка из-под «Экстры». Начатая бутылка коньяка «Мартель». Пара коньков «Спартак», очень большого размера. Разбитая банка из-под французского клубничного компота. Могу добавить, что такой не импортируется; должно быть, кто-то привез из-за границы.
– Ну а сыр, хлеб, колбаса?
–
– Аркадий, приезжай немедленно, – говорила Зоя. – Так будет лучше, мы сможем переговорить с судьей наедине. Я уже с ней говорила.
– Я занят, – ответил Аркадий в телефон и спросил Людина: – Отпечатки пальцев?
– Положа руку на сердце, следователь, вы же не рассчитываете, что их найдут?
– Приезжай сейчас, – настаивала Зоя, – иначе пожалеешь. – Аркадий закрыл рукой трубку.
– Извините меня, полковник. Дайте мне минутку.
Сосредоточенно разглядывая собственные часы, Людин отошел от стола в сопровождении свиты своих помощников. Аркадий повернулся к ним спиной и зашептал в трубку:
– Какие мотивы в твоем заявлении? Я что, бил тебя? Или, может быть, пью?
– Прежде всего, – он услышал, как у нее перехватило горло, – несоответствие характеров. У меня есть свидетели. Наташа и доктор Шмидт.
– А как насчет… – Он никак не мог собраться с мыслями. – А как насчет членства в партии?
– Иван…
– Какой Иван?
– Доктор Шмидт говорит, что на моем положении это не скажется.
– Слава богу. И насколько же мы не соответствуем друг другу?
– Абсолютно, – ответила Зоя. – Но ты пожалеешь, если дело дойдет до открытого суда.
– Я уже жалею. О чем еще я пожалею?
– О своих высказываниях, – тихо сказала она.
– Каких высказываниях?
– Твоих высказываниях, и вообще о твоем отношении. Обо всем, что ты говоришь о партии.
Аркадий невидящим взглядом уставился на телефонную трубку. Он пробовал вызвать в памяти образ Зои, а перед глазами стоял плакат с изображением золотоволосой пионерки. Потом голая стена. Разоренная квартира. Ни одного трогающего сердце воспоминания, будто их многолетнюю совместную жизнь начисто сожрали невидимые ненасытные звери. Но над всем этим скорее пристало ломать голову эксперту вроде Людина, а тут было действительно не на чем задержать мысль. Мысленные представления уже теряли очертания – он говорил в пустоту. Когда говоришь с женщиной, которая твердо решила развестись с тобой, политические доводы, эмоциональные всплески, даже ирония – все как о стенку горох.
– Уверен, твоя карьера не пострадает, – сказал он. – Подождешь до майских праздников. Осталось недолго, – и он бросил трубку.
Людин хлопнул ладошками.
– Давайте снова за работу. Пистолет еще в кислотной обработке. Потом его заберут баллистики. Но уже сейчас могу сообщить, что наши специалисты по оружию твердо убеждены, что этот «манлихер» того же калибра, что и пистолет, из которого стреляли в Парке Горького. Завтра я смогу точно назвать его модель. А пока будем делать все, что в наших силах. Следователь Ренко, вы меня слушаете?
Заглянув по пути на Новокузнецкую, чтобы узнать, не звонил ли Кервилл, Аркадий попал на идеологическое собрание. Они случались достаточно часто. Как правило, они сводились к тому, что кто-то один читал вслух передовую «Правды», а остальные листали спортивные журналы. На этот раз постановка была настоящая: помещение для допросов на первом этаже было заполнено
– Советская психиатрия находится на пороге эпохального открытия – определения самой основы психического заболевания, – говорил врач. – Слишком долго органы здравоохранения и правосудия работали в отрыве друг от друга, не координировали свою деятельность. Сегодня я рад сообщить, что такому положению практически положен конец. – Он остановился, положил в рот таблетку и стал перебирать бумаги на столе. – Институт сделал открытие, что преступники страдают психическим расстройством, которое мы называем патогетеродоксией. Это открытие имеет под собой как теоретические основания, так и результаты клинических исследований. В несправедливом обществе у человека могут быть веские социальные и экономические причины нарушить закон. В справедливом обществе таких причин не существует, за исключением одной – психического заболевания. Признавая этот факт, мы защищаем как нарушителя, так и общество, чьи законы он попирает. Нарушитель получает возможность находиться в изоляции, получая квалифицированное лечение до своего выздоровления. Поэтому, как вы видите, следователям очень важно глубже понимать человеческую психику, с тем чтобы они могли распознать патогетеродокса по слабо выраженным признакам еще до того, как такое лицо с отклонением от нормы получит возможность нарушить закон. Мы обязаны уберечь общество от ущерба, а больного человека – от последствий своих поступков.
Врач обеими руками взял следующую страницу.
– Вы бы поразились, увидев, какие опыты проводятся в настоящее время в Институте имени Сербского. Мы теперь располагаем доказательствами того, что нервная система преступника отличается от нервной системы нормального человека. Впервые попадая в клинику, различные субъекты сначала проявляют фантастическое разнообразие в своем поведении, некоторые допускают противоречащие здравому смыслу высказывания, а некоторые ведут себя нормально, как мы с вами. Однако после нескольких дней в одиночной камере все они впадают в состояние кататонии. Лично я вводил на глубину два сантиметра иглу под кожу одного из страдающих патогетеродоксией и наблюдал полное отсутствие болевых ощущений.
– И куда же вы вводили иголку? – поинтересовался Аркадий.
В его кабинете зазвонил телефон, и он потихоньку вышел на лестницу. Чучин зашептал на ухо врачу, тот что-то записал.
– В детстве у меня была кошка, – Наташа Микоян гладила покрывавшее ноги мохеровое одеяло. – Она была мягкая и легкая как пушинка, ребрышки еле прощупывались. Мне нужно было родиться кошечкой.
Она свернулась клубочком на одном конце дивана, укрывшись одеялом по воротник ночной рубашки, пальчики покоились на диванных подушечках. Шторы в квартире задернуты, свет выключен. Волосы распущены, на затылке кудрявились темные локоны. Маленькими глотками она пила коньяк из украшенного эмалью бокала.
– Ты сказала, что хотела поговорить об убийстве, – начал Аркадий. – О чьем убийстве?
– О моем, – хладнокровно ответила она.
– И кого же ты подозреваешь?
– Разумеется, Мишу, – она еле сдержала смех, будто он сказал глупость.
Несмотря на царивший в комнате полумрак, он заметил, что за неделю, с тех пор как он здесь ужинал, здесь что-то изменилось. Ничего особенного: покосилась картина, пепельницы полны окурками, пахнет пылью и засохшими цветами. На столике между диваном и стулом, на котором он сидел, – сумочка, рядом тюбик губной помады и зеркальце. Когда она меняла положение, задевая коленом столик, тюбик катался взад-вперед.