Пароль - Балтика
Шрифт:
– Где мы находимся, Петр?
Хохлов показал по карте. До аэродрома более двухсот километров.
– А здесь - наши или нет?
– Здесь - болото, - ответил Хохлов, и это можно было понимать, что попали в безлюдный, "ничейный" район.
– Давай посмотрим, чем мы располагаем, - сказал Преображенский.
Бортового неприкосновенного пайка не оказалось совсем. Ни хлеба, ни сгущенки, ни плитки шоколада. Ничего удивительного - вылетали из голодного Ленинграда. Но потом-то могли заполнить НЗ! Могли, да не заполнили, вылетели ведь по тревоге...
– Так, - неопределенно
Это уже несчастье для командира. Правда, Хохлов и воздушный стрелок Виктор Алексеев не курят. А как быть Преображенскому? Он не просто курил. Он буквально кочегарил, и на день ему редко хватало двух пачек "Беломора". Преображенский решительно захлопнул портсигар:
– Поберегу. Возьмем только самое необходимое - и в путь.
Сняли пулемет. Хохлов сунул под комбинезон карты, взял из планшета компас.
Утопая в снегу, пошли по снежной целине.
– Петя, вся надежда на тебя, - сказал Преображенский. - Будь внимательнее. А то к немцам угодим...
В это время начальник штаба Д. Д. Бородавка допытывался у Пяткова, Зеленского, Тужилкина, Дроздова, что случилось с командиром. Видели, где сел командир? Нет, сильная метель не позволила это увидеть. Где надо искать? Все сходились на том, что самолет полковника следует искать за линией фронта.
Начальник штаба доложил комбригу полковнику Суханову и попросил разрешить ему, Бородавке, лететь на поиск Евгения Николаевича.
– Организацией занимайтесь. Командир пропал, не хватает еще и начштаба искать! - отрезал Суханов.
Бородавка как-то сразу сник, и летчики увидели то, что не замечали раньше: у начальника штаба лицо серое, ввалились глаза. Голос, который в недавние времена слышался с КП на самолетных стоянках, звучал приглушенно, хрипло. Борзов знал Бородавку еще с финской и сочувствовал ему. Бывает же: с виду - богатырь, а сердце шалит. Летчик-наблюдатель Бородавка когда-то слыл отличнейшим бомбардиром и не думал не гадал, что медицинская комиссия спишет его с летной работы. Он долго и настойчиво боролся за право летать, а потом отдал все силы штабной работе. Отличный организатор Бородавка многое делал для восстановления сил летчиков. Но сам еще ни разу с момента первой тревоги в ночь на 22 июня не поспал вволю. По старой штурманской привычке Бородавка каждый день тренировался в прокладке маршрутов, работе с приборами, простейшими в ту пору. Требуя, чтобы летчики изучали театр, капитан и сам назубок знал все основные ориентиры на маршрутах вероятного использования полка. Не раз Борзов слышал, как начштаба перед проработкой задания упрашивал кого-либо из комэсков взять его штурманом.
– Ты ведь знаешь, я умею бомбить.
И точно - по умению, знаниям, выдержке его, начштаба, место - в составе идущих на задание. Вот и сегодня... Разве его место не среди экипажей, уходящих на поиск?
На поиск командира вылетел Борзов. Метельным днем он на бреющем ходил в районе вражеского переднего края и дальше, по тому маршруту, где должен был пролететь Евгений Николаевич. Несколько раз Борзова обстреляли над передовой, но он продолжал полеты. Командира искали день, два, три, искали непрерывно.
У гвардейцев были три папиросы и семнадцать спичек, пистолеты и пулемет. Утром осталось две папиросы. Помрачнел командир. Далеко ли они отошли? Может быть, на семь-десять километров.
Было голодно, и кружилась голова.
Ночью следующего дня наткнулись на десяток сухих прутьев, торчащих из снега. Разожгли костер. Это стоило целых пяти спичек! Так приятно было приблизить лицо к пламени. Захотелось спать, но командир сказал:
– Надо идти!
На исходе третьих суток они набрели на какую-то дорогу и буквально упали на нее. Сколько они так пролежали, согревая друг друга своим дыханием? Час? Два? Может быть, три?
По дороге приближался автомобиль.
– Командир, - едва слышно проговорил Хохлов и затряс уснувшего Преображенского. - Командир, смотри.
Грузовик подъехал, на снег спрыгнуло несколько человек в белых полушубках с автоматами наперевес:
– Кто такие?
...Через минуту балтийцам совали хлеб, но есть они не могли.
Солдаты - это были наши разведчики - укрыли авиаторов в кузове и повезли в часть. Оттуда в штаб армии.
– Да ведь их ищут! - воскликнул командующий армией. - Немедленно телеграмму в штаб Ленфронта и штаб флота!
В родной полк вернулись на рассвете. Изможденные, усталые. К ним бросились летчики, и по глазам друзей Преображенский и Хохлов поняли, как рады их возвращению.
Почти сутки спал командир. Потом, открыв глаза, сразу взялся за телефон. Аппарат молчал: начальник штаба приказал отключить, боясь, что кто-нибудь разбудит командира. Преображенский пошел в штаб, накинулся на капитана, но осекся, увидев красные от бессонницы глаза офицера.
– Что делаете? - поостыв, спросил полковник.
– Видите, - Бородавка протянул ладони, - мозоли натер. Все бумаги пишу. Отовсюду запрашивают: где Преображенский, где Хохлов, да что с ними?
– Ну-ну, - примирительно сказал командир, - сообщи, что живы-здоровы и сейчас же начнем работать.
Через минуту командир уже приказывал начальнику штаба проверить на всех самолетах бортпайки.
Инженер, когда показали, где оставлен самолет, спросил:
– Сможем ли его вытянуть оттуда?
– Сможете, - ответил Преображенский. - ДБ еще послужит.
Флагманский бомбардировщик отремонтировали, и скоро Преображенский снова вылетел на нем.
В полк доставили новые авиационные мины. Первая постановка была доверена Краснознаменной эскадрилье. Плоткин и штурман Рысенко мастерски выполнили задание. Затем разбор и уже массовая постановка. Как и в начале зимы, Пятков и Шевченко сорок пять минут кружили под стволами всех зениток над портом, время от времени сбрасывая по одной бомбе. Вся система ПВО "настроилась" на их самолет, одиноко галсирующий (Шевченко говорил: вальсирующий) над кораблями. А в это время другие ДБ-3 при лунном освещении выставили мины на самом оживленном фарватере. Сто сорок самолето-вылетов совершили гвардейцы в этот район. Агентурная разведка донесла о значительных и неожиданных для противника потерях гитлеровских судов на неизвестно кем и когда выставленных минах.