Партайгеноссе. Жизнь и смерть Мартина Бормана
Шрифт:
— Но вы же так уважаете Гитлера!
— У Гитлера вначале были хорошие идеи, но затем его сбили с пути истинного.
— Кто? Геринг? Борман?
— Нет, не Борман! — быстро ответил Шахт и поджал губы.
…Старый киноролик дает нам представление о том, каким был Шахт в середине 30-х, в том году, когда он хвастал перед немецкими промышленниками: «Я держу Гитлера за горло». На старой пленке рядом с фюрером он гуляет с видом собственника. На нем черный костюм банкира, тесная жилетка и консервативный галстук. На месте глаз — узкие щелочки, в одной из глазниц зажат монокль. Серебристые волосы расчесаны на прямой пробор, руки плотно прижаты к бокам. Чуть спереди от него, немного справа семенит Гитлер, вытянув вперед руку. Они проходят мимо толпы, которую солдаты держат на безопасном расстоянии. Глаза Шахта косят
Это 1933 год. Гитлер стал рейхсканцлером в возрасте 44 лет. Шахту 55, он министр экономики и несет особенную ответственность за перевооружение Германии. Он имеет право чувствовать себя так, будто у него в руках поводок от ошейника на горле Гитлера. За ним виден задумчивый Мартин Борман. Это один из тех редких случаев, когда Борман не скрывается за кем-то еще, прячась от камеры. Шахт важно вышагивает, Борман ступает тяжелыми шагами.
На самом деле персональным банкиром Гитлера был Борман, а не Шахт. Авторские отчисления с продаж «Майн кампф» составили 300 тысяч долларов за один только 1933 год. По тем временам это был огромный доход! В секретный гитлеровский фонд от промышленников стекались миллионы марок. Они шли на зарплату госслужащих Гитлера и составляли его прибыль от различных предприятий и партийных организаций.
В то же время Шахт мыслил миллиардами: как контролировать национальные экономики в дальних странах, как облагать налогами еврейских эмигрантов и принуждать их пользоваться немецкими продуктами, как финансировать производителей оружия, используя заблокированные счета иностранных политических противников, как платить за сырье местной валютой в странах, подобным Аргентине. Все старое высокомерие, которым Шахт отличался в период немецкой оккупации Бельгии во время Первой мировой войны, вся презрительная чванливость вернулись на свое место. Шахт просто не мог не вышагивать тогда с поразительной важностью…
Борман — в форме без знаков отличия — идет между мировыми финансистами и партийными гомосексуалистами. У всех резкие движения, столь типичные для старых новостных роликов, но Борман, кажется, справился даже с техническим несовершенством старой камеры. Сын почтового служащего стал лидером рейха. В то время, когда Шахт использовал военные силы, чтобы, образно говоря, выжать сок из бельгийских лимонов, Борман был простым стрелком. Он являлся подозреваемым, когда Шахт составлял претенциозные максимы в своем офисе президента рейхс-банка. Борман писал счета на ферме, когда Шахт дружески беседовал с главой банка Великобритании.
Есть еще один новостной ролик примерно того же времени в котором Шахт оступается и чуть было не падает. Лицо Бормана теряет обычное невозмутимое выражение, на нем на несколько мгновений появляются проблески радости.
В то время Борман был главой штаба заместителя фюрера — Рудольфа Гесса. Со всех сторон его окружали амбициозные юнцы, а впереди маячил тщеславный старик Шахт. Все их надежды связывались с Гитлером, чьи личные предпочтения служили наиболее быстрым способом продвижения по карьерной лестнице. Основные шестеренки государственного механизма вращались в кабинете заместителя фюрера, где Борман незаметно плел свои интриги. Он постарался стать незаменимым для Гесса и прочих членов партии, которые называли Гесса «фройляйн Анна» из-за его нетрадиционных, как это принято сейчас называть, наклонностей. Борман не мог гарантировать юным амбициозным нацистам любые привилегии, но если они носили накопительный характер (подобно счету в банке), он с радостью сводил «фройляйн Анну» с соискателями. Его власть над Шахтом оказалась силой человека, управлявшего деньгами, накопленными тщеславным банкиром, который был на 23 года его старше.
В исследовании немецкого перевооружения, проведенном для Черчилля лично Уильямом Стивенсоном, который в это время постоянно проживал в Руре, особо подчеркивалось, что Шахт вдохновился идеями Гитлера уже в достаточно немолодом возрасте. Проникнувшись «Майн кампф», он отправился за границу, чтобы поведать финансовому миру о политических и экономических преимуществах национал-социалистических теорий. На приеме, устроенном в 1933 году Девидом Сарноффом из радиокорпорации
Вернувшись домой, в своем выступлении перед женским клубом в Берлине он рассказывал об исторических предпосылках ликвидации еврейского влияния. Проблема была не нова. Уже в течение многих веков в немецком обществе существовала «национальная несовместимость» между немцами и евреями. Однако в «Нью-Йорк тайме» Шахта описывали как «гуманного и смелого человека» благодаря его выступлениям в Нью-Йорке и статьям, в которых рисовалась совершенно другая картина гитлеризма и нацистских задач. Этому элегантному снобу, умевшему убеждать, некоторые американские редакторы позволяли часто выступать в прессе, в то время как американские журналисты, работавшие в Германии, пытались убедить своих редакторов в том, что концентрационные лагеря на самом деле существуют и евреев уже начали преследовать и уничтожать.
Борман увидел в Шахте человека, который мог поправить финансовое положение, пуская пыль в глаза джентльменам парижской фондовой биржи, Лондонского Сити и Уолл-стрит, человека, который никогда не подверг бы опасности свою семью ради принципа. В то время он был женат на устрашающего вида особе, которая фанатично добивалась поддержки фюрера со стороны женщин. Она носила с собой фотографию Гитлера, одетого как рыцаря святого Грааля, и поместила над своей кроватью его портрет, на котором Гитлер запечатлен с крошечными Христами.
Впоследствии, когда Шахт, к своему недоумению и раздражению, не смог заставить Гитлера поступать по-своему, он подал в отставку с поста министра экономики и военных дел. Он заявлял, что делает это не из-за «потери энтузиазма и любви к национал-социализму», просто он устал «засыпать вместе с Гитлером». Примерно в это же время его брак распался, и он женился на девушке моложе его на тридцать лет.
Юная дама стала еще одной протеже Мартина Бормана. Он знал обо всех слабостях лидеров, окружавших Гитлера, и искусно играл на них. В случае с Шахтом слабостью оказалось тщеславие. Шахт страстно увлекался работой, он мог провести всю ночь над планом дефолта и трансферных платежей по американским займам для финансирования программы перевооружения. Его первая жена не проявляла особого уважения к этому пристрастию, не понимала его блестящих решений и не могла мириться с его эгоизмом. Девушка, которая теперь боготворила Шахта, была целенаправленно найдена Борманом, когда он увидел в финансовом гении возможного соперника. Банкир явно пытался заставить Гитлера плясать под свою дудку, но в партии имелось место только для одного кукловода. Борман дергал за ниточки с таким изяществом, которое Шахт никогда не заподозрил бы в этом неуклюжем и грубом мужчине. Шахт страдал от интеллектуального высокомерия, социального снобизма и невнимания к презренным смертным, столь характерного для всего гитлеровского окружения. Борман становился наиболее опасен тогда, когда, чувствуя свою уязвимость, предпочитал держаться в тени.
Борман достаточно знал об экономике, чтобы признать неоценимую значимость Шахта. Он понял, что не нужно быть великим финансистом, чтобы сколотить состояние, и не нужно быть механиком, чтобы водить машину. Связи — вот что имело значение!..
Сразу после того как Гитлер стал канцлером, состоялось совещание 25 глав Ассоциации немецкой промышленности. Ее президент Крупп говорил о сборе 3 миллионов марок. Предполагалось, что их разделят между тремя партиями в коалиционном правительстве Гитлера. Вместо этого деньги оказались в руках человека, управлявшего партийными вопросами национал-социалистов, — Мартина Бормана. Немецкая народная партия и Немецкая национальная народная партия не получили ни марки! Главный казначей ассоциации Шахт доставил деньги прямиком к Борману.