Партия клавесина
Шрифт:
Через полчаса ДН снова стоял поодаль и наблюдал, как Васю возвращают в серый параллелепипед. Открылась и закрылась дверь, и через пять минут оттуда вышли Паша с Дашей.
Дмитрий
… Когда отец, бравший маленького Митю к себе на выходные, приводил его обратно, мама встречала их во дворе у чугунной ограды. В те времена калитка всегда была открыта, и мог войти любой. Но мама не хотела, чтобы отец заходил во двор, тем более поднимался в квартиру. ДН, не вспоминавший эти эпизоды много лет, сейчас увидел дымный ретро-кадр: отец стоит за оградой, а мама ведет Митю к подъезду,
Израильский царь Соломон, мудро разрешивший спор двух женщин о младенце, предложив разрубить его пополам, Митиной матери мог сына и не отдать. В том древнем случае истинная мать от своего ребенка отказалась в пользу обманщицы, лишь бы ее сын остался жив. А Митина родительница изо всех сил пыталась оторвать его от отца. Он, конечно, не чувствовал себя разрубленным пополам. Но явно раздваивался. Один Митя оглядывался, прежде чем его заведут внутрь, и видел, как отец неловко, неуверенно или виновато, машет ему рукой из-за решетки – гулких прутьев ограды. Другой Митя шел как на веревочке за матерью, не оборачиваясь и опустив голову. Готовясь встретить непримиримый взгляд деда, уже открывшего им дверь и стоявшего на пороге огромной сумрачной квартиры, закниженной от пола до потолка. Дед-академик не давал себе труда скрывать, что он категорически против воскресных встреч внука с этим легковесным человечишкой, женившимся на его дочери, как он считал, чтобы не ехать по распределению в тьмутаракань, а может, чтобы отхватить у них жилплощадь.
Отец действительно был человеком легким, никого ничем не грузил, в том числе и себя. И эта его легкость, конечно, создавала трудности для других, особенно для близких. Митя однажды был свидетелем серьезной ссоры родителей – кто-то доложил матери, что ее муж проводит время в обществе очередной прекрасной дамы. Отец пытался обратить все в шутку, а мать запустила в него папкой со своей кандидатской диссертацией. Тот ловко поймал ее на лету, но несколько страниц рассыпались по полу. Он подобрал их и вручил жене с умильной улыбкой, как если бы преподносил букет роз. А та отчаянно рыдала.
Дед опасался, что из его внука, как и из легкомысленного зятя, не выйдет толку. Но он ошибся на Митин счет. Первую серьезную работу ДН опубликовал в девятнадцать, доктором стал в двадцать восемь, академиком – в сорок девять, и одна из доказанных им теорем получила его имя – теорема Брусянского. Сам он никогда не охотился за высокими званиями. И академиком его избрали исключительно благодаря старшему коллеге, его глубокоуважаемому Учителю, каким-то чудом сочетавшему математический и административный таланты и имевшему обширные связи в академических кругах.
А дед бы им гордился. Но ни о чем из перечисленного выше он так и не узнал. Умер, когда Митя оканчивал пятый класс, причем отнюдь не отличником.
И отец не узнал. Вскоре после развода с матерью он разбился в автокатастрофе где-то на Кавказе. Много позже мама, ставшая к концу жизни очень набожной, утверждала, что так Всевышний покарал отца за грех прелюбодеяния.
Узнав о смерти отца, Митя не плакал. Но ему казалось, что от него отъединилась половина.
Левая половина. Та, где было сердце.
Ребенок, оставшийся с одним родителем, – полчеловека. А как же Вася, у которой нет ни одного?
4
В мае они съездили в Каменск вчетвером, с Хельгой.
Василису, одетую для прогулки, вывела в холл нянечка. Личико – чуть зарозовевший, туго свернутый бутон. Глазки смотрят в пол.
Но только нянечка ушла, Вася спросила, не поднимая
– А что вы мне принесли?
И во все последующие приезды она неизменно встречала их этим вопросом. И когда получала куколку, зверушку, печенье или любую другую мелочь, ее личико мгновенно распускалось и недолго цвело; потом снова сворачивалось, как цветы на ночь. А ДН оглушала нежность, как оглушает внезапно наступившая тишина.
Хельга достала из сумки пачку печенья с шоколадной глазурью, распечатала ее и протянула Василисе сладкий кружочек. Вася, прежде чем взять его в рот, быстро поднесла к носу и понюхала, как будто опасаясь, что ее отравят. Недоверие к миру она впитала вместе с детдомовской едой. А вкуса материнского молока она не знала.
ДН привез ей рыжую лохматую собачку, очень похожую на настоящую. Он выбрал Васе подарок на свой вкус. Ему совсем не нравились новейшие абстрактные игрушки – все эти сиреневые зайцы, розовые кошки, оранжевые слоны. Он еще помнил плюшевых зверей своего детства: серого пса Бобку с кожаным черным носом и бурого медведя с круглыми глазами-бусинами. Маленький Митя строил из двух стульев и тяжелой деревянной табуретки нечто вроде Ноева ковчега, о котором в силу сугубо атеистического воспитания тогда и понятия не имел, и устраивал там своих любимых зверушек, укутывая их верблюжьим одеялом. Им якобы угрожала опасность, исходившая то ли от сурового деда, то ли от матери с вечно поджатыми от обиды губами.
И Вася обняла свою рыжую собачку и засунула под куртку, как будто ее нужно было обогреть или от кого-нибудь спасти.
ДН тогда заметил, что ноготки у Василисы обгрызены до основания. Но личико у нее было теплое, майское, с алыми бликами на щечках. И день был солнечный, в ярких всполохах зелени – травы и листвы.
Когда Паша починил машину, они с Дашей съездили в Каменск еще пару раз, а потом детский проект исчез из обсуждения. ДН решился нарушить правило «не задавай лишних вопросов» и поинтересовался у Хельги:
– А как там Вася? Когда ребята заберут ее домой?
– Боюсь, что никогда.
ДН как будто окатило ледяным дождем.
– Почему? Они передумали?
– Ну да. Представь, Дашка забеременела вдруг. После стольких лет! Родить самой да еще взять ребенка из детдома просто нереально. Так я и знала, что эта их безумная затея плохо кончится. Вот ты теперь их будешь осуждать.
– Я?! С какой же стати?
ДН было несвойственно давать кому-либо моральную оценку, тем более выносить приговор. Но если бы его спросили напрямую, он бы сказал, что в данном случае Паша с Дашей поступают правильно. Было бы много хуже, если б они все же взвалили на себя столь непосильный груз и, выбившись из сил, бросили его посреди пути.
– Они уже сообщили, что отказываются?
– Да. Ладно, хоть документы оформить не успели.
Росток по имени Вася пригрело весеннее солнышко, и он доверился ему, стал набирать цвет, но тут погода вдруг переменилась, и зелень завалило снегом. Васино личико никогда не распустится в аленький цветочек, так и останется недоразвившимся бутоном на чахлом стебельке.
ДН пробил озноб. И он сказал, не дав себе времени подумать:
– Давай возьмем ее сами.
– С ума сошел! Ты, Дмитрий Николаевич, не представляешь, что такое маленький ребенок. Его нужно кормить, водить в детсад, потом в школу. Надо стирать и гладить его одежду, делать с ним уроки. Лечить, когда заболеет.