Партия клавесина
Шрифт:
И нежность молнией прожгла его насквозь.
Посадив Василису к себе на колени, он долго повторял, что он не мог – никак не мог! – приехать к ней раньше и что скоро он заберет ее домой, осталось только чуть-чуть подождать. Плакать она перестала и молча слушала, теребя пуговицу на обшлаге его пиджака. Потом все-таки спросила:
– А что ты мне принес?
И тогда ДН достал из портфеля почти такую же рыжую собачку, как та, что он привозил ей полгода назад. О том, что прежняя зверушка у нее пропала и Василиса горько оплакивала потерю,
– Держи свою собаку. Она однажды вышла погулять и заблудилась, а теперь нашлась.
Вася взяла зверушку, и ее личико-бутон чуть приоткрылось, развернуло лепестки.
ДН еще привез ей виноград, но его конфисковали, то есть не разрешили угостить им Василису. В перечень фруктов, которые можно было дать воспитанникам, входили только яблоки и бананы. Видимо, в детдоме опасались желудочных расстройств. Ни виноград, ни персики, ни дыню Василиса не просто не пробовала в свои пять лет, но даже и не видела никогда.
Шел дождь, во двор было не выйти, и Дмитрий с Васей остались в холле. Там было чисто и светло, но из столовой доносился сложный запах хлорки, выпечки и жаренной на грубом масле рыбы. Так пахло в Митином детстве – в пионерлагере и в школе.
ДН предполагал, что погулять им не удастся, и взял с собой книжку с картинками. Как по-другому развлечь Васю, он не знал. Разбирая антресоли во время ремонта, он обнаружил там залежи своих детских книг. Дмитрий выбрал сказки Шарля Перро и теперь читал ей про Кота в сапогах, но не мог понять, слушает ли его Вася. Личико ее свернулось, глазки смотрели в сторону. Однако стоило ему остановиться, как она дернула его за рукав: давай, читай дальше.
А когда нянечка уводила ее, Вася не обернулась, не помахала ему рукой. Она не верила и не надеялась, что он приедет снова.
Обратной дорогой Дмитрий вспомнил, как однажды чуть не остался ночевать в детском саду. У матери в тот день был долгоиграющий ученый совет, и забрать Митю она попросила отца, а тот что-то перепутал или просто забыл. Ночная нянечка уже достала из чулана раскладушку, когда за ним пришел дед. Увидев его, Митя, крепившийся до последнего, заревел в голос. А ведь горе его было совсем недолгим. Не то, что у Василисы. Он ждал родителей всего пару часов, а Вася – всю свою маленькую жизнь.
10
Через неделю ДН собрался в Каменск снова, и Лидия сказала:
– Поедем вместе, посмотрим на твою Васю.
От этих слов у Дмитрия по всему телу разлилось тепло, но он тотчас же охладил свой пыл, сказав себе, как говорила Вася: «Она нас все равно не возьмет».
Когда к ним вывели Василису, Лидия присела рядом с ней так, что их лица оказались напротив, и безо всяких изысков сказала:
– Ну, здравствуй, малыш.
А потом, взяв Васю за руку:
– Пойдем гулять, малыш.
Вася, не поднимая глаз, спросила у нее:
– А что ты мне принесла?
И получила крохотного котика с бантиком на шее.
Дмитрию нравилось, что Лидия не пытается, как многие женщины, имитировать
Она их все равно не возьмет.
Тогда, прощаясь, ДН прижал Васю к себе, а она вдруг обвила его руками и ногами и не хотела отпускать. Он никак не мог решиться оторвать ее от себя, и только стоявшая рядом нянечка, которой надоело ждать, расцепила ее ручки.
В последний раз они ездили к Васе перед самым заседанием суда. День был холодный, и пока они гуляли, из остывающего воздуха образовался снег. Он растворялся в черном тротуаре, но на земле и ржавых листьях оседал белой золой осеннего костра.
Вася сказала вдруг:
– Это зима показывает, какой она будет.
Впервые они услышали от нее столько слов подряд.
Потом она спросила:
– А этот снег растает?
– Наверное, растает, – хором ответили Лидия с Дмитрием.
И Вася снова удивила их:
– Тогда зачем же он идет?
Они еще немного покружили по двору, и Лида с Василисой слепили из податливого материала крошечного снеговика. С глазами-бусинами из черноплодной рябины, растущей вдоль детдомовской ограды, ручками-прутиками и улыбающимся ртом из багряного листика барбариса.
А потом, как всегда, они вернули Васю в серый параллелепипед, и, ведомая нянечкой, как на веревочке, она ушла от них, не оглянувшись.
Домой они в тот вечер возвращались в тишине. Не стали запускать свой музыкальный ураган. Снег мел и мел, и по обочинам дороги запорошенные деревья полыхали, как яблони в цвету. И город был охвачен белым пламенем зимы. Тем пламенем, что светит, но не греет. И все же снег им нес неистовую нежность. Неистовую нежность, причиняющую боль.
…Никогда академик Брусянский так не волновался, как накануне и во время заседания суда. Он говорил себе, что должен там предстать как среднестатистический усыновитель, что от него ждут краткой и незамысловатой речи, и все равно отвечал на вопросы судьи то слишком пространно, то сбивчиво и невпопад, как обвиняемый, путающийся в показаниях. Никак не мог объяснить внятно, почему решил вдруг взять ребенка из детдома. У него на языке вертелись лишь слова: забрать, нельзя оставить. Его постоянно о чем-то переспрашивали, и он боялся, что не выдержит экзамен. Но тут Лидия плавно и ненавязчиво взяла инициативу в свои руки, и ее ответы судью удовлетворили сразу.
Суд вынес положительный вердикт.
11
Они проехали уже половину пути.
ДН все время поглядывал в зеркало заднего вида. Вася сидела так же, губки сжаты, глазки смотрят в бесконечное пространство. Он улыбнулся ей, но она не ответила на его улыбку.
Снова пошел снег, слабый, тающий на лету, а в перспективе образующий сизый туман. ДН все время приходилось сбрызгивать лобовое стекло – его окатывали грязью, обгоняя, нетерпеливые авто.
Вдруг Вася сказала еле слышно: