Партизанская хроника
Шрифт:
— За дружбу народов! — поднял тост Морозкин.
— За свободу Советской Литвы! — сказал Луньков.
— За Коммунистическую партию! За быстрейший разгром гитлеровских захватчиков! — поднял алюминиевую кружку Вильджюнас.
Незаметно летело время. Мы с гостем вспоминали свою родину. Он рассказал про долгие годы, проведенные им в тюрьме при буржуазном правительстве, про короткую, но счастливую жизнь в Советской Литве. Я в свою очередь рассказал, как в восемнадцатом — двадцатом годах боролся с буржуазными националистами, задушившими тогда молодую Советскую власть в Прибалтике,
…В воскресенье стало известно, что Плехавичюс отправится из своего имения в местечко Палангу, чтобы до самого вечера проводить тактические занятия с охранно-полицейскими группами. Мы с товарищем решили перехватить его в пути и уничтожить. Пробрались к шоссе, притаились в кустарниках. В час дня к нам подошел наш разведчик, местный кузнец, и сказал, что, поскольку кирмаш (ярмарка) в другом местечке, то и он пойдет туда. Мы нехотя поднялись, потому что без него мы не могли действовать, так как не знали в лицо Плехавичюса.
Сидя в кузнице, мы уже собирались обедать Я взглянул в окошко и неожиданно увидел идущего вдоль речки по тропинке к шоссе мужчину с хлыстом в руке, в английском защитного цвета френче, с черными усиками. У меня не было сомнений, что это Плехавичюс, но для достоверности я попросил посмотреть кузнеца. Тот подтвердил, что я не ошибся.
Мы выскочили на улицу и, чтобы опередить Плехавичюса, бросились через кладки, по болотам и кустарникам, срезали угол и на шоссе вышли ему навстречу. На ходу договорились с товарищем, что я брошу гранаты, а он будет стрелять из парабеллума.
День был ясный, солнечный. По шоссе никакого движения, если не считать по-праздничному одетой женщины, шедшей навстречу Плехавичюсу. Мы оказались в середине между ним и женщиной. По обочине шоссе мы подходили все ближе и ближе. Вот уже до Плехавичюса не более двадцати метров. Я швырнул одну за другой гранаты и бросился в кювет. Они завертелись у самых ног Плехавичюса, но… не взорвались.
Мой товарищ открыл стрельбу из пистолета. Плехавичюс тяжело рухнул в кювет, и я подумал, что он упал, сраженный моим товарищем, но, когда он начал отстреливаться и звать на помощь, я понял, что он уцелел.
Женщина также подняла крик. Гранат у нас больше не было… Парабеллум — один на двоих. Пришлось отступить ни с чем…
…Советская власть в Литве была задушена, но литовский народ не прекращал борьбы. Во всех деревнях действовали партийные организации. При их содействии нам удалось добраться до Тельшаи, где нам сказали, что мы должны срочно выехать в Каунас. Там я встретился с представителем ЦК Компартии Литвы, который передал мне указание податься дальше на восток. Мне опять пришлось оставить родной край, на этот раз надолго.
— Теперь гитлеровцы опять выдвинули Плехавичюса. Придем на родину, может, еще придется столкнуться с ним, — спокойно проговорил Ионас Вильджюнас и, помолчав немного, добавил: — Если не нам, то другим.
И Вильджюнас рассказал, что уже осенью 1941 года в Литве вели борьбу с оккупантами и их пособниками партизанские отряды Вито-Вилуно, Петрико, Симено, Розанауска, Вилимо, Лешмантоса и других верных сынов Родины. Много литовцев пало геройской смертью в борьбе, но партизанское движение все расширяется.
Следующей ночью с прилетевшего к нам транспортного самолета выбросились остальные партизаны группы Вильджюнаса. Они привезли с собой боеприпасы и две рации, которые должны были передать литовским партизанским отрядам.
Мы сообщили в Москву, что группу «Березы» приняли благополучно; в ответ получили приказание помочь ему достигнуть районов Вильно.
Вместе с Вильджюнасом составили маршрут передвижения.
К тому времени отряд Василия Трофимовича Воронянского вырос в бригаду. Она дислоцировалась в лесах в северо-восточной части Минской области, главным образом в Плещеницком районе, а сам Воронянский со своим штабом находился недалеко от озера Палик. Я послал к нему Гавриила Мацкевича с несколькими партизанами договориться, чтобы он принял группу «Березы» и через своих партизан отправил дальше.
Мацкевич долго не возвращался. Вильджюнас и его партизаны нервничали: они стремились скорей попасть в свои края и начать бить оккупантов. Вильджюнас просил посылать на боевые операции партизан из его группы.
— Успеешь повоевать, — успокаивал я его.
— Мы хотим бить врага. Вы имеете уже боевой опыт, и мы поучимся у вас, — настаивал Ионас.
Я, разумеется, согласился. Стокас, Борейша, Грицкунас, Вагонис, Гаведас и другие из группы Вильджюнаса совместно с нашими партизанами ходили в разведку и на железные дороги. Партизаны полюбили новых товарищей за смелость и находчивость. Мы с Кусковым постоянно привлекали Вильджюнаса к решению практических вопросов по руководству работой отрядов. Он помогал нам и вместе с тем приобретал опыт партизанской борьбы.
Возвратился Мацкевич и принес письмо. Воронянский писал, что он в настоящее время поддерживает связь с Минским подпольным обкомом партии, Белорусским штабом партизанского движения и с его руководителем — Петром Захаровичем Калининым. Василий Трофимович обещал принять «Березу», при помощи районных подпольных организаций безопасно провести его через зону своих отрядов до озера Нарочь, где действуют отряды партизан Советской Литвы.
— Спасибо, дружище! — схватил меня в объятия Вильджюнас.
И вновь знакомое чувство: грустно, что товарищи оставляют нас, и вместе с тем радостно видеть, как они рвутся в бой.
Еще до возвращения Мацкевича мы подготовили группу, которая должна была сопровождать Вильджюнаса. Он, Кусков и я обсуждали последние детали, когда к нам подошли подрывники Сермяжко и Усольцев. Всегда энергичные, находчивые и веселые, на этот раз они казались погруженными в глубокое раздумье.
— Что скажете, Константины? — спросил Кусков.
— Мы задумали одно дело, — переминаясь с ноги на ногу, проговорил Усольцев. — Вернее, Сермяжко задумал. Не знаем, одобрите ли?