Партизанская хроника
Шрифт:
Я отправил обстоятельную радиограмму в Москву о действиях белорусских националистов, потом навестил Сороку и Мотевосяна.
— Одновременно с разъяснительной работой надо усилить боевые операции, — сказал Сорока. — Мы должны показать нашу мощь, чтобы вести о наших делах далеко разнеслись.
Было уже отпечатано немалое количество воззваний. Разведчики и связные, уходя в поход, брали воззвания с собой. Был дан строгий приказ понапрасну их не расходовать, чтобы они распространялись в тех населенных пунктах, где редко
Из Москвы была получена радиограмма, одобряющая наши действия. Нам предлагалось проникнуть в штаб «корпуса самообороны» и разрушить его изнутри. Москва запрашивала также, не нуждаемся ли мы в боеприпасах.
Через несколько дней в десяти километрах от лагеря, близ деревни Борки, мы приняли два самолета. Москва прислала нам взрывчатку, патроны, гранаты, два миномета и — чего мы совсем не ожидали — много маскхалатов, военных полушубков и тридцать пар лыж.
Большинство наших партизан было плохо одето, и поэтому я очень обрадовался, когда из мешков стали доставать белые полушубки.
— Партия о нас заботится, как о сынах, — прошептал Коско.
В тот же день получили радиограмму из Москвы, где предлагалось отправить в Москву комиссара и секретаря парторганизации для доклада о результатах нашей работы.
Начали подготавливать материалы для отчета. Два дня напряженной работы — и вот все документы, которые могут интересовать Центральный штаб партизанского движения и военное командование, собраны и упакованы. Хотя документы брали самые важные, получилась изрядная ноша.
Морозкин и Кухаренок готовились к походу. Им предстоял далекий путь: группа наших партизан будет сопровождать их до лагеря Воронянского, откуда они пойдут через другие партизанские отряды в прифронтовую полосу. Оттуда — на самолете…
— Выбирай, кто тебя будет сопровождать, — предложил я Морозкину.
— Возьму Любимова, с ним везде пройдем, — грустно улыбнулся комиссар. — Только бы отпустили поскорее обратно…
Любимову была выделена группа автоматчиков в двадцать пять человек. Вместе с ними до железной дороги Минск — Москва пойдет также Сермяжко с группой подрывников.
Наконец последние приготовления закончены. Отряд выстроился для проводов комиссара, Георгий Семенович Морозкин тепло попрощался с каждым партизаном. Было заметно, как у него вздрагивают губы.
— Ты радируй, чтобы поскорее меня обратно отправили, — говорил он мне.
Нелегко было расставаться с комиссаром. Сколько тяжелых и радостных часов мы пережили вместе.
Молча обнялись, расцеловались.
8
Разведчики и связные сообщали, что в ближайшие гарнизоны прибыли новые подразделения. Было ясно: готовится новая карательная экспедиция.
Посоветовавшись с командирами соседних отрядов Сорокой и Мотевосяном, мы решили встретить врага на месте. Начали готовиться к обороне,
В эти дни Василиса Гуринович передала через Хадыку письмо заместителя начальника штаба «корпуса самообороны»; он просил встретиться с нами и обсудить важные вопросы. Место встречи — деревня Пережир, в доме самой Василисы Васильевны. «Женщина с ума сошла, — подумал я. — У себя принимать таких типов!..»
Письмо было написано грамотно, красивым твердым почерком. Я показал его Кускову, Лунькову и Сороке.
— Может быть, провокация…
— Что ж… Нам не впервой. И с открытыми врагами, и с провокаторами, — ответил начальник штаба.
— Да! Нельзя отказываться от малейшей возможности ослабить врага.
Автор письма ставил условие, чтобы с обеих сторон было не больше, чем по пятнадцати вооруженных человек.
Мы решили заранее выслать в район деревни Пережир сильную группу партизан. Я вызвал Усольцева:
— Возможно, это и провокация, но мы все-таки пойдем на встречу. Подбери крепких ребят.
Встреча должна была состояться 20 января в десять часов вечера. Времени оставалось немного. Усольцев отобрал тридцать автоматчиков и десять пулеметчиков. Сорока также взял двадцать автоматчиков. Партизан одели в лучшее обмундирование: в белые полушубки и чистые маскхалаты. Подготовили пятнадцать подвод.
Вечером 18 января двинулись в путь и к рассвету 19 января прибыли в район встречи. Произвели разведку местности, выставили скрытые посты наблюдения, заняли оборону. Усольцеву был дан строгий приказ: в случае, если на дороге покажется больше пятнадцати человек, открывать огонь без предупреждения.
С наступлением темноты Луньков, Сорока, Карл Антонович, Малев, Назаров, Денисевич и я пошли в дом к Василисе Васильевне.
— Это вы придумали, Василиса Васильевна? — перешагнув порог, строго спросил я.
— Что такое? — улыбнулась она.
— Приглашаете в свой дом всяких… Можно было и в другом месте встретиться…
— Я понимаю ваши опасения, — сказала хозяйка. — Но я уверена, что это не провокация.
Стали ждать. Скоро во двор въехало двое саней. Из одних выскочил военный и легкой походкой направился к дому. Когда он вошел в комнату, я увидел высокого, с правильными чертами лица мужчину.
— Вы подполковник Градов? — спокойно спросил он.
— Да, я. А вы кто?
— Моя фамилия вам ничего не скажет. Но как вы знаете из письма, я заместитель начальника штаба так называемого «корпуса самообороны». Называйте меня просто майором Евгением.
— Можно и так, — согласился я и пригласил: — Разденьтесь, побеседуем.
— Видел ваших партизан во дворе, прекрасно выглядят. А нам говорят, что вы оборванцы, обросшие… — не зная с чего начать, заметил Евгений.
— А вы верите фашистской пропаганде и геббельсовской брехне? — улыбнулся Луньков.