Партизанская хроника

Ваупшасов Станислав Алексеевич

— Куда теперь? — спросил вспотевший Витко.

— В хлев. — И Каледа повел партизан к стоящему рядом сараю.

Сарай был открыт, и партизаны стали выводить упиравшихся коров. Когда скот был выведен, Каледа стал прощаться.

— Теперь не заблудитесь? — спросил он Валерия.

— Надеюсь, нет, — не слишком уверенно ответил тот.

— Идите все время прямо, — Каледа вытянул руку, указывая дорогу, — а мне пора на печку, ноги ноют. Попроси командира, чтобы прислал мину.

— Спасибо, дядя Вася! — пожал

Валерий руку Каледы.

— Всего хорошего! — ответил тот и исчез в тумане.

Валерий довольно скоро нашел своих. Времени до рассвета оставалось мало. Но коровы шли медленно и не хотели торопиться.

— Шайтаны! Чтоб вы подохли! Шевелитесь скорей, глупые ишаки! — ругался татарин Рахматул Мухамендяров.

Коров пропустили вперед. Рахматул и Витко остались сзади с ручным пулеметом для прикрытия.

К рассвету партизаны достигли деревни Кривая Гряда. Уставшие, они только что остановились отдохнуть, как на окраине деревни раздалась автоматно-пулеметная стрельба. Валерий Гончаров приказал скот и сани вывести за деревню.

Из тумана показались немцы. Мухамендяров и Витко залегли за сугроб. Немцы медленно подходили.

— Обожди, Миша, не стреляй, подпустим их ближе, — прошептал Рахматул.

Когда немцы подошли метров на тридцать, по ним ударили партизанские пулемет и автомат. Трое гитлеровцев упали замертво, другие спрятались за дом и открыли стрельбу. Витко ткнулся лицом в сугроб, пулемет его замолк.

— Сволочи, — процедил сквозь зубы Рахматул и пустил длинную очередь.

Витко поднялся, отер окровавленное лицо, и его пулемет снова заработал.

— Миша, бери мой автомат и скорее отходи, а я останусь прикрывать, — уговаривал Рахматул раненого Витко.

С улицы выскочила новая группа немцев, и шквал огня ударил по двум отважным партизанам. Витко вздрогнул всем телом и замолк. Рахматул схватил окровавленный пулемет товарища и выпустил несколько очередей по приближающимся вражеским солдатам.

Оставив двух убитых, фашисты отступили.

— Не отдам я им Михаила, — шептал Рахматул, — не отдам…

Сзади него неожиданно затрещали автоматы — это Валерий Гончаров с товарищами спешили на помощь.

— Товарищи… — дрожащими губами крикнул Рахматул. Он поднял на руки убитого Витко.

Группа молча возвратилась в лагерь. Рахматул обмыл кровь с лица убитого товарища, поцеловал и отошел в сторону.

Михаила Витко похоронили возле Княжьего Ключа. Медленно падали в тишину слова комиссара:

— Сегодня мы прощаемся с отважным комсомольцем Михаилом Тимофеевичем Витко. Мы не успокоимся до тех пор, пока родина Витко — Белоруссия — не очистится от фашистской нечисти…

А я не мог произнести ни слова на этих похоронах. Я не мог отделаться от чувства вины: ведь я одобрил эту операцию.

Грянул залп-салют, на гроб посыпалась земля. Партизаны молча обнажили головы. Я посмотрел

на Рахматула, он стоял в шапке. Видно, думы его были далеко. Может быть, и он терзался одной неотвязной мыслью: как же это случилось, что он опоздал выручить друга?

Витко Михаил Тимофеевич Указом Президиума Верховного Совета СССР награжден посмертно орденом Отечественной войны 1-й степени.

Преподнести фашистам «новогодние подарки» отправились Николай Ларченко и его разведчики. Они взяли с собой мину, пять килограммов тола. В условленном месте нашли записку, прочитали, что Каледа сегодня обязательно будет.

Партизанам долго ждать не пришлось. Дядя Вася скоро пришел. Он радостно поздравил разведчиков с наступающим Новым годом и сообщил, что двадцать пять гитлеровцев выехали в Минск.

— Эх! Было бы вас побольше, — посетовал дядя Вася и тут же спросил: — А мина есть?

— Есть, — ответил Ларченко.

— Тогда идем скорее! — Он повел партизан к шоссе между Белой Лужей и Валерьянами. Шоссе было покрыто толстым слоем укатанного снега.

— Хорошо ли здесь? — спросил Ларченко Дудкина.

— Сделаем наверняка, — ответил тот.

Скоро мина была заложена, и партизаны стали ждать. Темнело. Партизаны начали волноваться.

— Вы пока покурите, — говорил Каледа. — Машина обязательно будет. Неужто немцы окажутся такими невежами, что не привезут своим подарков под Новый год?

Наконец где-то вдалеке зашумел мотор.

— Вы подойдите поближе, а я лошадей посмотрю, — посоветовал Каледа.

Не успели разведчики выйти из ельника, как раздался сильный взрыв. Выскочив на шоссе, они увидели исковерканную автомашину.

— Давай посмотрим, может, что-либо уцелело, — посоветовал Дудкин.

— Собрать оружие! — приказал Ларченко.

Партизаны собрали оружие и документы; разгребая ногами снег, они нашли четыре целые бутылки вина.

— На тебе, дядя Вася, — Дудкин сунул ему в карман одну бутылку.

— Смотрите, уцелела! — поворачивал в руках бутылку Каледа. — Куда я ее понесу? Дайте нож…

Каледа осторожно открыл бутылку.

— За счастливый Новый год! Чтобы на нашей земле не осталось ни одного поганого фашиста! — сказал он и приложил горлышко к губам. — Хорошо!

Всем досталось по глотку. Вино немного согрело. Оставаться здесь дольше было опасно: недалеко гарнизоны противника.

Каледа попрощался с разведчиками.

— Осторожно, не попадись, дядя Вася, — говорили ему партизаны.

— Я стреляный воробей… — уже издали донесся его голос.

Партизаны вернулись в лагерь. Ларченко вошел в штабную землянку и, отдав честь, по своему обыкновению громовым голосом начал:

— Товарищ командир…

— Перестань! — перебил я. — Сколько раз говорил, чтобы не кричал. От твоего крика землянка может рассыпаться… Расскажи спокойно. Садись.