Партизанский комиссар
Шрифт:
"Неужели не верят мне?!
– подумалось с обидой. Решили на чем-то словить". И я опять начал свой рассказ. Опять меня никто не остановил, не перебил, не задал ни одного вопроса. Все четверо, сидевшие напротив за длинным столом, старательно записывали каждое мое слово. А когда я закончил, меня - вопреки моим ожиданиям - снова отправили в караулку...
– Ну, как?
– спросил комиссар опять, когда меня увели из штаба.
– Ты знаешь, Сэмэн, - сказал Ковпак, - придраться к этому лейтенанту - не придерешься. Но Лысенко
– А что же нам с ним делать?
– озабоченно спросил Руднев.
– Ведь если его опасно оставлять в отряде, то и отпускать тоже не безопасно! Что же будем с ним делать?..
Наступила долгая пауза. Потом Ковпак, пожевав губами, как-то хрипло сказал:
– Значить, придэться пустыть в расход.
– Ну, знаешь ли!..
– возмутился комиссар.
– Как это "пустить в расход"?! А может быть, он настоящий патриот?! Пришел к нам с открытой душой, чтоб вместе бить врага, да еще принес такие важные сведения о противнике, а мы его - в расход!..
Руднев так разволновался, что начал быстро ходить по комнате.
– Нет, брат, на это я никогда не соглашусь!
– заявил он категорически.
– Да если мы будем расстреливать всех честных людей только потому, что у кого-то, видите ли, появилось смутное подозрение, так немцы нам спасибо скажут!.. Нет, этого нам с тобой народ никогда не простит! Никогда!
– А шо ты предлагаешь?
– спросил Ковпак.
– Надо его еще поспрашивать, - ответил Руднев.
– Проверить, по возможности, каждый факт. Ведь он учился в разных местах, а у нас в соединении народ - со всех концов страны!.. Им сразу будет видно: правду говорит человек или врет?
– Ладно, - сдался опять Ковпак, - давай проверим по фактам.
...На следующий день, часов в одиннадцать утра, меня вызвали в третий раз. "Может быть, уже получили подтверждение из Москвы, из управления пограничных войск?" - думал я, идя к дому, в котором находилось командование партизанской части. Мне даже в голову не приходило, что партизаны не имели связи с Большой землей.
Увы!.. И в этот раз меня ждали те же шесть человек. Увидев их на прежних местах и в тех же неизменных позах, я даже опешил: не сон ли это, не галлюцинация?.. Но нет, передо мной сидели живые, уже знакомые мне люди, в чьих руках была моя судьба.
– Здравия желаю!
– приветствовал я их.
– Здравствуйте!
– ответил за них все тот же стройный военный. И указав глазами на табуретку, добавил: - Садитесь.
Остальные продолжали молча рассматривать меня.
Повернувшись по-военному налево, я сел, как и в первый раз лицом к тем четырем, что записывали каждый мой ответ.
– Мы пригласили вас, товарищ лейтенант, - услышал я за спиной знакомый баритон, - чтоб уточнить несколько вопросов...
–
– вырвалось у меня. Я был рад, что наконец-то со мной решили поговорить по-настоящему.
– Рассказывая вчера свою биографию, вы говорили, что учились в Конотопе, в педагогическом техникуме... Кстати, вы не скажите нам, на какой он улице?
Удивившись простоте вопроса, я ответил с готовностью:
– Он находится на Пролетарской улице, в глубине небольшого скверика, рядом с вновь выстроенным зданием - Домом Советов, в котором размещался райком партии и райисполком.
– И тут я увидел, что сидящий напротив меня пожилой человек, похожий на сельского доктора, быстро записывает мой ответ в тетрадь.
– А жили вы где?
– уточнил военный.
– В общежитии. У нас в техникуме было два общежития... даже три! Одно на Пролетарской улице, напротив самого техникума, в большом деревянном доме - для девчат. Второе - в центре города, на Невском проспекте, рядом с фотографией. И третье в Загребелье - для ребят.
В моей памяти живо возник людный по вечерам Невский проспект; старое двухэтажное здание из красного кирпича, где мы жили на втором этаже... Я готов был рассказывать о той, мирной счастливой жизни часами.
– Спасибо, достаточно, - остановил меня все тот же военный. И после паузы снова продолжил: - Вы сказали, что окончили Московское пограничное училище.
– Так точно, окончил досрочно! Приказ номер триста тридцать девять от четырнадцатого марта сорокового года. Можете запросить по радио Москву и проверить, - выпалил я.
– И адрес училища помните?
– Так точно, помню!
– ответил я, радуясь, что наконец-то они, видимо, решили запросить училище. И без запинки сообщил им почтовый адрес, а потом еще пояснил, как туда добраться.
– Кто командовал училищем?
– Когда я поступал, начальником был полковник Степанов, такой полный, бритоголовый...
– А кто был комиссаром?
– Полковой комиссар Мочалов, наш всеобщий любимец, блестящий оратор. А выпускал нас из училища уже не Степанов, а комбриг Жебровский, маленький, краснолицый, голосистый...
– Достаточно... А кого вы помните из штаба пограничного округа и отряда?
– Командующего округом комдива Хоменко, его заместителя комбрига Петрова... Петров был еще меньше меня ростом, - уточнил я. И невольно вздохнул.
Думал ли я тогда, когда впервые приехал на границу, что война начнется так скоро? И главное, что вести эту невероятно тяжелую войну мы будем на своей земле? И что меня, кадрового командира, будут проверять вот таким образом свои советские люди?.. Но вглядываясь в их усталые настороженные лица, я понял: поступать иначе они не имели права.
И продолжал:
– Отрядом командовал полковник Крыловский, а заставой, на которую меня направили, лейтенант Лобов. Если сомневаетесь, можете запросить Управление пограничных войск и проверить!