Партизанский комиссар
Шрифт:
7 февраля под вечер добрался я до Холопкова. Опасаться там вроде было некого. Однако, будучи научен горьким опытом, я решил на всякий случай проверить свои "разведданные" еще раз. Подойдя к крайней, совсем ветхой хатенке, стоявшей почти у самой опушки леса, постучал в дверь. В сенцах тотчас послышался слабый щелчок щеколды на внутренней двери, потом приближающиеся шаги человека и стук засова. На пороге появилась женщина. Я поздоровался и спросил:
– Немцы или полицаи у вас есть?
– Нет, - ответила она,
– Полиция розбиглась! А нимци и носа нэ показывають: боятся партызан!..
Я обрадовался.
– Это хорошо!.. А вы разрешите мне у вас переночевать?
– Ночуй.
– И вздохнув, женщина добавила певучим голосом с мягким украинским акцентом: - Може, и мой где-то вот так блукае. А може...
– Она поднесла к глазам край своего клетчатого платка с длинной черной бахромой.
– Только не обижайся, хлопец, спать придется тебе на полу. Проходи, садись. Я сейчас принесу постель.
Через минуту-две она вернулась в хату с большой вязкой соломы. Сбросив свою ношу на земляной пол, зажгла "каганэць" - маленькую керосиновую коптилку.
Жила хозяйка, судя по всему, одна.
– Кушать хочешь?
– спросила она, снимая платок со своих черных, туго закрученных венком, кос.
– Не откажусь. Сегодня еще не ел, - признался я откровенно.
За время скитаний по оккупированной гитлеровцами земле я вынужден был, подавляя чувство стыда, просить кусок хлеба у незнакомых людей. Но люди эти - солдатские жены и матери - охотно делились с такими, как я, тем немногим, что имели.
За ужином хозяйка украдкой, изучающе посматривала на меня. Потом не удержалась и спросила:
– А откуда же ты, парень?.. И куда идешь?
Подобные вопросы мне задавали в каждой хате, где приходилось обедать, греться или ночевать. Не мог же я говорить открыто всем, что ищу партизан и тем более - что я кадровый командир-пограничник, решивший любыми средствами бороться в тылу врага. Пользуясь своим незавидным ростом и гладкой, почти девичьей кожей на лице, я сочинил легенду, которой не преминул воспользоваться и на этот раз:
– Мне шестнадцать лет, сирота... Учился в техникуме. Немцы наш техникум закрыли, и вот иду теперь к дедушке...
Выслушав меня, хозяйка (ей было лет тридцать пять) произнесла задумчиво, с какой-то щемящей материнской жалостью:
– Сколько же вас таких бродит по свету?..
– Но заметив, что у меня от усталости уже слипаются глаза, воскликнула: - О, да ты совсем спишь!..
Она поспешно встала из-за стола, одним движением разровняла лежавшую у стола вязку соломы и застелила ее домотканным рядном. Другое, более толстое рядно - из чистой овечьей шерсти - заботливо положила сверху, укрываться.
– Ложись. Ты, видать, крепко намаялся.
Сон сразил меня мгновенно.
Проснулся я утром от стука. Едва открыв глаза, увидел на пороге в клубах морозного пара стройную розовощекую дивчину. Несмотря на
Немного отдышавшись, гостья быстро-быстро и очень взволнованно залопотала на чистом украинском языке:
– Титко Ганно!.. Титко Ганно!.. Я тильки що прийшла из Викторово. Там стильки понаихало войска, стильки войска!..
– Нимцив?
– перебила ее с испугом хозяйка, шевеля ухватом солому, жарко разгоревшуюся в печи.
– Ни, на-ши! Нэ знаю: чи то партизаны, чи то десанты!
– продолжала строчить красавица-соседка, будто боялась, что ей не дадут договорить. Воны проводылы митинг. Говорылы, шо скоро сюды прийдэ наша армия. Прызывалы, щоб вси помогалы бить фашистов!..
После этих слов она юлой повернулась на одном каблуке и тут же растворилась в клубах белого морозного пара, ворвавшегося в открытую ею дверь.
– А где это Викторово?
– спросил я хозяйку, как только дверь за гостьей закрылась.
– Тут недалеко, за рекой Эсмань. По дороге километра четыре будет, а напрямки, через лес, всего километра два.
Меня будто током подбросило. Одним махом натянул я свои ватные штаны, рубашку, солдатские сапоги.
– Чего ты вскочил?.. Еще рано. Скоро зваряться вареники. Покушаешь, тогда и пойдешь.
"Какие там вареники!
– чуть не вырвалось у меня.
– Пока я буду тут ждать вареников, партизаны уйдут дальше! Ищи тогда ветра в поле!.." Но ей я ответил:
– Спасибо вам большое! Когда-нибудь в другой раз... Вы лучше покажите мне, пожалуйста, как от вашего дома скорей пройти в это самое село... Викторово.
Хозяйка, выпрямившись, глянула на меня какими-то совсем другими глазами. И, видимо, только теперь поняв по-настоящему, что я за человек и к какому "дедушке" спешу, торопливо накинула свой большой шерстяной платок.
– Идем!
– шагнув к двери, сказала она.
Женщина повела меня по глубокому снегу в конец своего огорода к низенькой ограде из двух жердей.
– Во-он, видишь, прямо к лесу от села идет стежка?
– показала она на узенькую, еле заметную серую ленту, вьющуюся среди наметанных за ночь сугробов.
– Вижу.
– Вот она тебя и доведет до того самого Викторово!
Поблагодарив еще раз хозяйку за гостеприимство, я бросился сколько было духу к сосновой роще.
– Счастливого тебе пути!.. И удачи!
– крикнула она вдогонку.
Примерно через полчаса тропа привела меня к селу Викторово, в которое по слухам наехало много "десантов". И хотя я пока не обнаружил здесь ни одного военного, по всему видно было, что в селе случилось что-то необычное.