Партизаны Е.И.В.
Шрифт:
– Теоретически, государь, через двадцать минут оно вызовет лишь лёгкое расстройство здоровья, а ёще через полчаса станет полностью безвредным. Разлагается под воздействием внешней среды, - пояснил Ипритов.
– Стало быть, смотреть на результаты обстрела можно не ранее часа?
– Так точно!
– на военный манер отвечает приват-доцент.
– Хорошо, подождём, - я махнул казакам конвоя.
– Братцы, организуйте чего-нибудь для небольшого перекуса.
В Петербург возвращались затемно. Почти всю дорогу пребывающий в
– А подопытных овец нужно скормить пленным!
– Зачем, Алексей Андреевич?
Министр охотно объяснил:
_ Во-первых, их всё равно придётся куда-то девать.
– Французов?
– Нет, овец. Почти четыре сотни, однако... А во-вторых, необходимо провести дальнейшие научные исследования!
– На предмет?
– На предмет выяснения воздействия вещества на человеческий организм при опосредованном поражении через пищу. Я считаю, не стоит пренебрегать материалами эксперимента. В смысле наоборот, материалы испытаний послужат последующим экспериментам.
– Весь цивилизованный мир нас проклянёт.
– Да и чёрт с ним, с цивилизованным миром, - легкомысленно отмахнулся Аракчеев.
– Зато представьте, государь, как будут выглядеть Лондон или Париж после применения нового оружия.
Меня аж передёрнуло от отвращения, что не осталось незамеченным. Алексей Андреевич с пониманием улыбнулся:
– В глубине души мне тоже не по себе, государь! Но ведь нас вынуждают... И это на самом деле будет забавно!
Глава 15
– Никакая война не может помешать человеку получать от жизни маленькие радости!
– купец первой гильдии Полуэкт Исидорович Воронихин закончил речь на этой торжественной ноте, а потом достал из кармана огромный клетчатый платок и шумно высморкался, испортив всё впечатление.
– Прошу прощения, господа, небольшая простуда.
– Так-то оно так, - согласился с предложением хлебопромышленник Бугров, задержавшийся в псковской глуши случайно, и тоскующий по оставленным без присмотра в Вологде паровым мельницам.
– Но бал есть вещь серьёзная, и не хотелось бы оконфузиться перед господами гусарами. После столичных развлечений не покажется ли им наш праздник пошлыми деревенскими посиделками под балалайку?
– Зря вы так, Пантелеймон Викентьевич, - Воронихин вынул ещё один платок и промокнул пот со лба.
– У нас, конечно, не итальянские кастраты поют, но вполне... Да, вполне! Впрочем, мы не о том говорим. Что во все времена является украшением любого бала?
– Хорошее вино в достаточных количествах?
– оживился молчавший доселе судовладелец Поцелуев, и его красное лицо осветилось мечтательной улыбкой.
– Нет, красивые женщины!
– Ну-у-у, это неинтересно.
– Кому как.
– И всё же, Полуэкт Исидорович, ваш зять должен принять посильное участие... шампанским там, или бургонским... Как, кстати, здоровье поручика?
– Спасибо, Иван Фёдорович, он уже оправился от ран и вступил добровольцем в действующую армию.
–
– удивился Поцелуев.
– В таком-то возрасте!
– А что?
– вмешался Бугров.
– Аполлон Фридрихович ненамного старше нас будет, а мы ещё те рысаки! Мы ещё ничего.
– Нет, переаттестацию не прошёл, - немного смущённо признался Воронихин.
– Но согласитесь, господа, в нынешние времена и чин временного лейтенанта многого стоит.
Судовладелец едва заметно поморщился, стараясь скрыть досаду на не в меру хвастливого Полуэкта Исидоровича. Нет, в самом деле Воронихин излишне чванится удачным замужеством старшей дочери и дворянским происхождением зятя. Собственно, он наверняка и задумал бал, потому что положил глаз на гусарского командира старшего лейтенанта Нечихаева. Как же... младшенькой на рождество ровно шестнадцать стукнет, самая пора озаботиться достойной партией. Михаил Касьянович достойнее некуда - молод, пригож собой, в чинах, орденами не обделён, генералом Борчуговым за сына признан, сестру сама государыня в крестницах числит.
И ведь не откажешь - дело задумано патриотичное. В газетах потом распишут, как в окружённом неприятельскими войсками имении Ивана Фёдоровича Поцелуева не предались унынию, а напротив, воодушевляли воинов на ратные подвиги. Да, так и напишут! И никуда не денется Полуэкт Исидорович, согласится провести бал здесь - бывшая усадьба князей Мещерских самая большая в уезде, и танцевальная зала поспорит размерами с таковыми же в иных дворцах обеих столиц.
– Музыкантов где возьмём?
– Музыкантов?
– переспросил Воронихин.
– Аполлон Фридрихович давеча говорил, будто целый французский оркестр пленили.
– Откуда он взялся?
– Так Европа-с... с удобствами воевать изволят. Да не беспокойтесь, неделя впереди есть, откормятся немного, и сыграют наилучшим образом.
– Хоть на этом экономим.
– Да, но по тысяче рублей придётся сложиться.
– Однако!
– пробасил впечатлённый грядущими расходами Бугров.
– Почему так много?
– Остатки средств пойдут на пополнение отрядной казны.
– И всё равно...
– А я согласен!
– Поцелуев хлопнул ладонью по столу.
– Кладу полторы тыщи, но про хорошее вино с Аполлоном Фридриховичем поговорите обязательно. Не знаю, как в высшем свете, а у нас балы на трезвую голову не делаются.
В России не читают английских газет, разве что иному чиновнику с лазоревыми петлицами на воротнике вицмундира приходится делать это по долгу службы. И правильно не читают всякую мерзость. Представляете, в недавнем номере "Таймс" была напечатана лишённая здравого смысла, но наполненная клеветой и ядом статья некоего члена палаты лордов о жутких репрессиях, направленных императором Павлом Петровичем против русского дворянства. Будто бы благородное сословие, отправляемое в холодную Сибирь сотнями и тысячами миллионов, стало в России исчезающим видом, вроде мамонтов или шерстистых носорогов.