Партизаны. Судный день.
Шрифт:
— Не забывай. Тебе четырнадцать лет, и ты впервые увидела мужика.
— Я помню. Сейчас ты увидишь, как я это решаю. — Олеся привстала на локте. — Любимый…
Она принялась медленно стягивать с партнера одеяло. Как только грубая синяя ткань с вышитым в ногах «В/ч 20210» покинула большую часть мужской фигуры, Олеся изумленно вытаращилась и вскрикнула:
— Святая мадонна! Мужик!!!
Она с надеждой посмотрела на Алексея.
— Как? Получилось?
— Я ожидал худшего, —
Сергеич, окучивавший картошку на огороде у Никаноровны, подходил к концу очередной грядки, когда хозяйка в сопровождении Петровны вышла из дома.
— Вы бы отдохнули, Поликарп Сергеевич, — заботливо сказала она.
— Успею еще, — откликнулся плотник. — Вот пару грядок пройду…
— Уж такой работник, такой работник… — похвасталась Никаноровна Петровне. — Вчерась флюгер мне на крышу посадил. Петуна здоровенного. Будешь, говорит, Никаноровна, в любой день знать, куды ветер дует.
— И как? Работает?
— Работает. Только так скрыпить! Моченьки нет, как скрыпить. Ажно ночью вздрагиваю. С другой стороны, так-то надо на улицу иттить, чтобы поглядеть, куды он повернулся. А теперь и без того ясно. Как заскрыпел: ясно дело — ветер.
— Как же ты от скрыпа поймешь, откуда он дует-то? — не поняла Петровна.
— А на что оно мне — откуда он дует? — резонно возразила Никаноровна.
— И то верно, — Петровна одобрительно посмотрела на Сергеича. — Конечно, мушшина в доме — большое дело. Я уж и думать-то забыла, какой он есть.
— Не говори, Петровна, — хозяйка понизила голос. — На что я старая баба, а как посмотрю на него, такие мысли в голову приходят…
— Что ж за мысли-то?
— Известно какие мысли. Смотрю и думаю: он ведь не только картошку копать годный.
— Гляди, Никаноровна… — предостерегла подругу Петровна.
— Он и забор поправить могет, — продолжила та, — и за скотиной прибрать, и мебель в доме наладить. Только ведь неловко так мужика сплуатировать. Как думаешь?
— Ладно, Никаноровна, пойду я, — воздержалась от ответа Петровна, которая всегда считала, что если мужика не эксплуатировать, так зачем он вообще нужен? — Спасибо за угощение.
— Какое там угощение. Заходь. Всегда рады.
Проводив соседку, Никаноровна вновь попыталась унять трудовой энтузиазм своего работника:
— Может, поешь, Сергеич? Пока картошечка не остыла?
— Это можно, — согласился тот. — Только грядку закончу…
— Вот и ладно, — обрадовалась Никаноровна. — А я пока на стол накрою. — Она скрылась в доме.
Закончив намеченное, старый плотник с кряхтением разогнулся, потирая натруженную спину. Воткнув лопату в землю,
Не успел он скрутить из обрывка газеты цигарку, как дверь избы, стоявшей через дорогу напротив, раскрылась, и на пороге показался Николай. Выглядел химик столь живописно, что Сергеич от неожиданности просыпал драгоценный табак на землю.
Чертыхнувшись, он достал из кисета новую щепоть и спросил:
— Чего это ты так вырядился, Николай?
Химик несколько неуверенно оглядел себя:
— Ты ничего не понимаешь, старый ретроград. Это образец новой формы. Марья пошила.
Реакцию Сергеича можно было понять. Надетое Николаем одеяние напоминало привычную военную форму лишь цветом. Нетрудно было догадаться, что на это произведение «от кутюр» пошло изрядное количество ткани цвета хаки, доставленной из города вертолетом. В остальном за право считать сей образец мужского одеяния своей спецодеждой могли бы с равным правом сражаться жрецы зловещей богини Кали и воины наиболее экзотического из африканских племен.
— Ты не представляешь, она такая рукодельница, — Николай вновь оглядел себя. — Олеська из города журнал мод привезла, так она у нее выпросила — и вот… Стиль милитари. Вроде бы от Хуго Босс. Необычно, правда?
— Тут спорить не буду, — искренне согласился Сергеич.
— Я ей говорю — ты бы для себя чего пошила. Материи-то полно. Отнекивается. Говорит: «Куда я в ем пойду? Баловство это…»
— Ей видней.
Плотник вновь приступил к конструированию папироски, но тут дверь дома Марьи опять скрипнула. Машинально подняв глаза, Сергеич вторично просыпал табак на землю.
— Смертная сила… — прошептал он.
И вновь его реакция была вполне адекватной. Вышедшая на улицу статная селянка явила себя миру в длинном — чуть не до земли — платье, отмеченном невероятной смелости декольте. Вряд ли стоило говорить, что материалом для этого шедевра послужил все тот же знаменитый отрез. Выглядела Марья столь ошеломляюще, что даже Николай потерял дар речи.
Марья зарделась.
— Вот, Колюша… — потупилась она. — Как ты просил. Я по журнальчику глянула, да ночью и пошила.
— Да ты, Марья, просто… — наконец смог вымолвить Николай. — Просто модель. — Он повернулся к плотнику. — Как, Сергеич? Хоть сейчас на подиум, верно?
Сергеич окончательно оставил попытки изготовить себе папироску. Видно, не судьба.
— Какая ж она модель? — уважительно произнес он. — Модель — та вроде вешалки. А тут… — глаза плотника против воли уперлись в наиболее рискованную часть платья. — Тут фигура, елки-палки, — окончательно смутился он.