Пасхальные рассказы
Шрифт:
Но она выносила их мужественно. Ведь это был всего только один день в году, когда о. Христофор настаивал, чтобы было по его, остальные же триста шестьдесят четыре дня все в доме делалось, как хотела матушка.
Поэтому, когда о. Христофор прислал из церкви сторожа Клима сказать ей, что за столом еще прибавится семейство Мирона Очкура, она приняла эту весть со стоическим терпением и только велела раздвинуть стол и вставить в него еще одну доску.
И вот вернулся из церкви о. Христофор. Все служащие ждали его прихода в сенях, так как при матушке не смели войти в комнаты. И разом в доме как
– А где же Мирон и Елена? – спросил он, так как не видел погорельцев в числе присутствующих.
Но их никто не видел, и неизвестно было их местопребывание. Тогда отправились во двор и нашли их тихо и смиренно сидящими на завалинке.
Робко ступая и оглядываясь, вошли они в большую, ярко освещенную комнату. Лица у них были какие-то смутные, точно они испытывали не действительность, а какую-то сказку. Мирону казалось, что сон все еще продолжается. Как-то слишком уж много заставила его судьба пережить в одну эту ночь.
И, когда все уселись за стол, большая комната в церковном доме представляла необыкновенное зрелище. Вокруг огромного стола, уставленного всевозможными пасхальными яствами, сидели люди различных положений, в разнообразных одеждах.
И о. Христофор от души, а матушка, хотя и скрепя сердце, но все же с видом искренней любезности угощали их, предлагали им яства и пития. О. Христофор собственноручно наливал водку в рюмки, чокался со своими работниками и пил вместе с ними.
Пил и Мирон, сам еще не понимая вполне, пьет ли он чару, поднесенную ему самим о. Христофором, с постигшего его горя, или по случаю предстоящей радости.
После розговен о. Христофор, желая довести до конца начатое дело, отвел Мирону и его семье небольшое помещение, где в самом скором времени должны были высиживать цыплят его куры. Теперь оно было еще свободно, и Мирон вместе с Оленой и тремя ребятами временно поселился в нем.
В первые три дня праздника о. Христофор был занят обходом и объездом своих прихожан. В самом селе ему вместе с дьячком Евтихием пришлось ходить два дня. Село было большое, и каждый прихожанин желал видеть у себя духовных лиц, и в один день обойти его не было возможности.
Посещение хат собственно было краткое. О. Христофор в эпитрахили и с крестом в руке входил в дом, а вслед за ним и Евтихий. Так как обход происходил поочередно, из хаты в хату, то хозяева ждали и были все в сборе. Пели пасхальный тропарь, о. Христофор давал всем благословение и поздравлял с праздником, и этим духовная часть дела кончалась.
После этого хозяйка уходила в кладовую, либо амбар, либо погреб и выносила оттуда заранее заготовленное то, что было в ее хозяйстве лучшим, что не стыдно было поднести духовенству. Кусок соленого сала, колбасы либо что-нибудь хлебное. За воротами стоял воз, запряженный парой батюшкиных коней, которыми управлял сторож Клим. В этот воз и складывали дары.
Но в иных домах, где были особенное тороватые хозяева, приходилось и посидеть, а иногда и засидеться. Батюшку и Евтихия усаживали за стол и заставляли «сделать честь». Кроме чести, надо же было и питаться, так как в течение целого дня домой о. Христофор не заходил.
Так было в первый
К вечеру второго дня о. Христофор очень уставал. После двухдневной ходьбы у него болели ноги и ломило спину. Но это не мешало ему на третий день рано утром отправляться на хутора. Хутора входили в состав прихода, и хуторяне считали приезд духовенства особенным, исключительным праздником.
Тут о. Христофору не приходилось ходить по хатам, так как они были разбросаны на значительном пространстве, отделенные одна от другой обширными огородами и картофельными полями.
Избиралась какая-нибудь определенная хата, туда собирались все хуторяне, здесь служилось молебствие, а затем выносили во двор столы, накрывали белыми скатертями с вышитыми краями, и происходило пиршество. И за этим пиршеством на долю духовных лиц обычно выпадало гораздо больше даров, чем за целые два дня хождения по деревенским хатам.
Хуторяне были народ тороватый и любили одарить свое духовенство. И расщедривались они не каким-нибудь куском сала либо паляницы – тут сыпались в духовную казну целые мешки жита, пшеницы, проса, чего у кого было больше, и все это собиралось на несколько телег, и на другой день сами хуторяне привозили в церковный дом.
Но на этот раз у о. Христофора была еще и другая забота. Он отлично помнил все торжественные обещания, данные хуторянами в церкви для семьи Мирона, и теперь напомнил о них хуторянам. И каждый из хуторян подтвердил.
Пиршество затянулось до солнечного заката, и о. Христофор с дьячком Евтихием вернулись домой, когда уже спускались сумерки.
Всегда трезвый и осторожный в выборе пищи и питья, о. Христофор для этого дня, один раз в году, делал некоторое исключение. Не было никакой возможности среди хуторян соблюсти умеренность, так они умели упрашивать и так были неотступны в своих просьбах. И так как от большей или меньшей уступчивости прямо зависело количество даров, то о. Христофору приходилось отступаться от своих принципов. Поэтому он вернулся домой с несколько затуманенной головой и, как человек непривычный, сейчас же захотел спать, лег в постель и в эту длинную ночь, начавшуюся с семи часов вечера, выспался и отдохнул за все три дня.
А на другой день еще не взошло солнце, когда о. Христофор поднялся и отправился в волость. По дороге он останавливался около хат и своей толстой палкой стучал в окна сельских обывателей, чтоб те, которые слишком заспались, проснулись и поспешили собраться во дворе волости. И скоро там сошлись все хозяева.
– Ну, что же, – сказал им о. Христофор, – приступим. Время у вас свободное, все равно праздничную неделю пропьянствовали бы.
И хозяева подтвердили. А, разумеется, пропьянствовали бы, уж о. Христофор знает их лучше, чем они сами. Конечно, земляки порядочно уже поостыли от того воодушевления, которое охватило их тогда в церкви, в пасхальную ночь, после проповеди о. Христофора.