Паспорт предателя
Шрифт:
— Допустим, я сделал бы вид, что соглашаюсь, а затем, вернувшись в Соединенные Штаты, предал бы вас?
— Этого вы тоже не посмеете.
— Но как вы можете помешать мне?
— Кровь гуще воды, — сказал Гасснер. — Ваше звание американского гражданина — вода, а ваша мать, двое братьев и сестра — это кровь. — Лицо Гасснера просияло. — Понятно?
— Вы хотите сказать, что, если я когда-либо предам вас, вы отомстите им?
— Мы понимаем друг друга совершенно точно, герр Себольд.
— Но как можете вы знать, предал я или нет?
— Гестапо знает все, — сказал Гасснер. — Естественно,
— А что именно у вас имеется в виду для меня?
Гасснер объяснил, что прежде всего он хотел бы набросать Себольду общую картину шпионажа и диверсий в Соединенных Штатах. Шпионская сеть, расширяющаяся с огромной быстротой, уже охватывает весь континент. Люди эти — мужчины и женщины — большей частью американские граждане, родившиеся в Германии. Их работа заключается в собирании и согласовании сведений. Шпионы находятся на военных заводах, на верфях, в армии и в правительственных учреждениях в Вашингтоне. Как только удается добыть ценные сведения, их отправляют в Берлин. Это делается разными путями — дипкурьерами посольства в Вашингтоне и нацистского консульства в Сан-Франциско (там работал пресловутый Фриц Видеман), шифрованными телеграммами и условными телефонограммами, зашифрованными или написанными невидимыми чернилами письмами, отправляемыми по почте в Португалию и Швейцарию.
— Все это очень интересно, — сказал Себольд, прикидываясь заинтересованным. — Но разве Федеральное следственное бюро ничего не знает об этом?
Гасснер согласился, что ФСБ, по всей вероятности, известно кое-что в общих чертах.
— Но они не знают подробностей, — добавил он.— И, разумеется, вы также не будете знать подробностей, пока сами не приступите к делу. И тогда вы будете знать только ту группу, с которой придется вам работать, — и то не всю, а лишь нескольких человек.
Гестаповец принялся объяснять, что нацисты никогда не кладут всех яиц в одну корзинку.
— У федеральной полиции нехватит ума бороться с нами. Если бы им даже удалось напасть на след одной из наших групп, как это было около года назад, они смогли бы только вынуть один-единственный кирпич из всего здания. Нам было бы не так трудно положить новый кирпич на место вынутого.
Только Берлин знает в лицо каждого немецкого шпиона в Америке. Члены одной шпионской группы неизвестны другим, а во многих случаях работники одной и той же группы не знают друг друга в лицо. Таким образом, по рассказам Гасснера, в США не было никого, кто в случае ареста смог бы сообщить сведения, достаточно полные, чтобы причинить серьезный ущерб всему аппарату нацистского шпионажа.
Себольд, симулируя все усиливающийся интерес, спросил, как Германия собирается использовать сведения, доставленные шпионами.
— Двумя путями, — сказал Гасснер. — Во-первых, когда настанет время, будет отдан приказ ста тысячам лойяльных немцев, проживающих в Соединенных Штатах. Одни из них займут командные посты на транспорте и на крупнейших военных заводах; другие устроят диверсионные акты в общественных местах, в магазинах и театрах. Вспыхнут загадочные пожары, произойдут необъяснимые железнодорожные и авиационные катастрофы.
— Когда же настанет
— По всей вероятности, нет,— ответил гестаповец. — Это придет неожиданно, во время войны, подобно молнии в ночи, как сказал бы фюрер.
И Гасснер стал рассказывать о втором пути проникновения диверсантов в Соединенные Штаты.
— Мы уже вербуем на ответственную диверсионную работу специально подобранных американских граждан немецкого происхождения. Они приезжают сюда, чтобы пройти курс в организуемой школе диверсантов. Впоследствии вы ознакомитесь подробнее с этой школой. Поистине замечательное учреждение. Это — идея самого фюрера!
Тут Гасснер прервал беседу, чтобы подозвать официанта. Дуисбургерхоф в тот день предлагал посетителям на завтрак небольшой кусок говядины с отварным картофелем, хлеб и эрзац-кофе. Когда официант отошел, Гасснер продолжал:
— После того как эти люди пройдут специальный курс обучения в школе диверсантов, или академии, как фюрер предпочитает ее называть, их пошлют в Соединенные Штаты с соответственной аппаратурой. Аппаратура эта будет последним словом техники. Мир никогда не видел ничего подобного. Наши диверсанты смогут носить при себе достаточно взрывчатых веществ, чтобы взорвать любой стратегический пункт, и никто не догадается об этом вплоть до самой катастрофы.
Гасснер бесстрастно поглядел на Себольда и помолчал, ожидая, чтобы слова его произвели должный эффект.
— Итак, что вы думаете теперь о нашем плане, герр Себольд?
Себольд в полном соответствии с истиной ответил, что никогда не слышал ни о чем подобном. Теперь он сделал еще более заинтересованное лицо.
— Подумайте, — сказал Гасснер. — Время терпит. Мы подождем еще годик-другой, прежде чем начать войну с Соединенными Штатами.
Себольд вернулся в Мюльгейм-на-Руре. Все сильнее становилось ощущение, что он может оказаться запутанным в нечто огромное и отвратительное. Он понимал, что в теории это звучит прекрасно — рассказать обо всем в ФСБ, быть лойяльным и патриотичным американцем… Но впутаться в такое дело собственной персоной — нечто совершенно иное.
«Допустим,— думал Себольд,— он примет поручение гестапо, затем, когда вернется в Соединенные Штаты, выяснится, что он играл в Германии двойную игру. В таком случае матери, братьям и сестре грозит по меньшей мере концентрационный лагерь. Нет, нельзя требовать такой жертвы от кого бы то ни было. Гораздо лучше как-нибудь увернуться, а затем, после возвращения в Соединенные Штаты, написать Дж. Эдгару Гуверу». Но совесть все время твердила Себольду, что нет жертвы, слишком большой, когда стране, которая стала родиной, угрожают происки могущественной банды самых бессовестных негодяев, когда-либо известных миру.
Две недели Себольд терзался душевной борьбой. Он плохо спал, потерял аппетит и начал худеть.
Однажды ночью, вернувшись к себе в номер, он застал там Гасснера.
— Я был поблизости и решил заглянуть к вам, узнать, надумали ли вы что-нибудь?
— У меня еще только один вопрос, — ответил Себольд. — Гожусь ли я для такой работы?
— Разумеется, вы будете иметь большой успех, — сказал Гасснер, далее не пытаясь скрыть восторга по поводу того, что Себольд склонен принять паспорт предателя.