Пассажирка
Шрифт:
— Даю вам последнюю возможность. Еще есть время взять рапорт обратно.
Молчание было ужасным. Одна из женщин не выдержала и расплакалась.
— Но мы действительно не знаем…
— Ну что ж, — сказала я. — Не расходитесь. Через пятнадцать минут придет рапортфюрер. — Затем, взглянув на Марту, добавила, точь-в-точь как тогда, во время селекции: — Идите работать.
Она посмотрела мне прямо в глаза. Да. Хлестнула меня взглядом.
— Я состою в этой команде, фрау надзирательница, — сказала она спокойно.
Мне вспомнилась записка.
— Это мы еще
Она осталась в первом ряду. В окно я видела, как пришел рапортфюрер, как он, издеваясь, что-то говорил заключенным. Я крикнула:
— Пришлите сюда на минутку моего писаря!
Марта вышла из рядов медленно, нехотя. Остановилась передо мной, выпрямившись, и ждала. Я собиралась с мыслями, напрягая все силы…
— Вы прекрасно знаете, что заслуживаете наказания во сто крат больше, чем вся команда. Гора, вереск и прочая чушь — это, гложет, и было в ваших записках, а в той… было совсем другое. За это кончают в бункере, как вам известно. Вы ведь там уже однажды побывали. Выбирайте: либо бункер, либо уход из команды и выезд со мной. Даю вам пять минут на размышление.
Она не раздумывала ни секунды:
— Я состою в команде, фрау надзирательница.
И, не ожидая разрешения, повернулась и ушла. Через минуту она уже шагала в первом ряду. Я опустила руку в карман за носовым платком и нащупала маленький холодный предмет. Он не был больше нужен… никому. Я швырнула его далеко, как можно дальше.
В каюте забрезжил рассвет. В ту ночь ни Лиза, ни Вальтер не могли заснуть. Они молчали последние несколько часов, каждый замкнувшись в своем одиночестве. Лиза видела, как Вальтер курил, как искал в темноте бутылку.
«Опять коньяк», — подумала она с испугом, но ничего не сказала. Она больше не могла говорить, могла только ждать. Ждать приговора. Веки у нее распухли и горели, она почти ощущала в темноте, как углубляются складки у рта, вваливаются щеки. «Уснуть бы», — думала Лиза. Это было так просто — принять снотворное. Но она боялась. Боялась пошевелиться, чтобы Вальтер не произнес приговора сейчас же, боялась уснуть, чтобы во время сна не случилось чего-нибудь. Ей казалось, что, бодрствуя, она может как-то влиять на ход его мыслей. Через задвинутый иллюминатор просочился первый луч солнца, и Лиза увидела свое вечернее платье, брошенное на спинку кресла. Она изумилась: «Неужели это мое платье?» Ей казалось невероятным, что она, именно она, бывала на людях, в светском обществе, надевала вечернее платье.
Капитан был искренне огорчен.
— А я надеялся еще потанцевать с вашей супругой у нас на балу… Быть может, наш врач сумеет все-таки помочь ей?
— Мне не хочется рисковать. Однажды во время такого же путешествия при полном штиле жена заболела желтухой.
— Ну конечно, конечно… — Капитану были понятны опасения Вальтера. — Раз так… Последний порт на этом полушарии — Лиссабон. А потом уже…
— Нельзя будет сказать: «Остановитесь, я выхожу», — улыбнулся Вальтер.
— Вот именно.
— А вы не знаете, капитан, хотя бы приблизительно, когда вылетает самолет из Лиссабона и сколько это будет стоить? Видите ли… я еду на работу, и у меня
— Я понимаю… Сейчас мы все точно выясним, чтобы вам не опасаться досадных неожиданностей.
— Вы исключительно любезны.
— Нисколько, — засмеялся капитан. — Просто наша пароходная компания пользуется доверием пассажиров, а это обязывает. Итак… — Капитан нашел в справочнике все нужные сведения. — Самолет на Рио вылетает из Лиссабона через два дня. Значит, нужно считать расходы на гостиницу и питание на трое суток, ну и, разумеется, билет на самолет.
Поскольку компания вернет вам часть стоимости пароходного билета супруги, то вы потеряете около двухсот долларов.
— Да… — сказал Вальтер, подумав, — это мне, пожалуй, по карману, если только…
— Не будет никаких непредвиденных расходов?
— Вот, вот! Давайте сделаем так, капитан… Попробуем обменять наш номер…
— На одноместную каюту для вас?
— Именно.
— О, это очень легко! Мы сейчас дадим радиограмму и через полчаса получим ответ.
— Большое вам спасибо, капитан!..
— Я рад, что смог вам хоть чем-то помочь. Кланяйтесь, пожалуйста, супруге…
— Спасибо.
Вальтер вернулся в каюту.
Лиза стояла у иллюминатора так же, как он вчера, и не повернулась при его появлении. В лучах солнца ее волосы отливали светлым золотом. Она стояла неподвижно, глядя на море. И внезапно вздрогнула так сильно, что у Вальтера сжалось сердце. Он не знал причины ее испуга. Но вдруг все понял. Перед иллюминатором появилась собака. Та самая, которая уже однажды напугала Лизу. «Что за чертовщина, — подумал он, — какие воспоминания вызывает у нее эта собака?» В ту же минуту он осознал всю глубину совершившейся в нем перемены. Окружающая действительность, привычная и безопасная, как старый, давно обжитый дом, грозно изменила свой облик. Каждая вещь, до сих пор заурядная и незаметная, внезапно обнаружила как бы свою скрытую сущность, и Вальтер понял, что отныне он во всем будет искать эту сущность, этот двусмысленный и подозрительный подтекст.
— Капитан очень обеспокоен твоей болезнью, — сказал Вальтер. — Он хотел обязательно прислать врача.
Лиза повернулась к нему:
— Надеюсь, ты ему объяснил…
— Да. Я сообщил, что мы решились на крайнюю меру: пересесть на самолет.
— На самолет? — В глазах ее сверкнула надежда.
— Через несколько часов мы придем в Лиссабон, — продолжал Вальтер, избегая ее взгляда. — Я думаю, что разумнее всего будет сойти с парохода.
— Сойти? — Лиза оживилась. — Ну конечно, Вальтер. И мы приедем быстрее.
— Ты… ты приедешь быстрее.
— Я? Что это значит? А ты?
— Разве не ясно? — удивился Вальтер. — Я останусь на пароходе.
— Один? Без меня? Я думала…
— Нам не хватило бы денег и…
— Одна? — повторила она. — Что же я там буду делать до твоего приезда?!
— Мы отправим из Лиссабона телеграмму твоей сестре. Она тебя встретит в Рио. Ты остановишься у нее… пока…