Пастух своих коров
Шрифт:
Генерал отвел Доцента в сторону.
— А почему он Фик… как его… Фамилия такая?
Доцент потрогал бритую загорелую голову.
— А посмотри на него.
Фейхтвангер, маленький, лет шестидесяти пяти, сидел под стенкой на тряпочке совершенно голый. На голове его был колпак из газеты, нос его был в веснушках, веснушки были на груди, под редкими седыми волосами, и на мягком животе, и даже на маленькой рыжей письке. Он улыбался.
— Ты знаешь, кем он был до пенсии? Главным бухгалтером Пароходства.
—
— Как что? Прозвище у него такое — Фейхтвангер. А фамилия Козак. А кликуха — Пафнутьич, хоть он и Яковлевич. Все понял?
Генерал ничего не понял и отвернулся к морю. Фейхтвангер-Пафнутьич смотрел на него. С низкого горизонта Генерал выглядел монументально, как кондотьер Колеоне работы Веррокио. Черные «семейные» трусы на сильных бедрах не казались смешными. Из-под коленки на икру вытекала голубая жилка. «Варикоз», — печально констатировал Фейхтвангер.
— Генерал! — слабый голос Пафнутьича едва перекрыл клекот гальки в откате волны. — Доцент забыл сказать, что я перевел всего Фейхтвангера! Всего! Вы понимаете? И положил его прямо в стол!
Генерал с улыбкой кивнул, польщенный подробным разъяснением, смутился и снова посмотрел на море.
— Вижу цель! — радостно воскликнул он.
В темной глянцевой волне метрах в десяти от берега желтела дынная корка. Генерал поспешно подобрал горсть камней. Доцент спокойно высматривал галечник поудобней, плоский и калиброванный. Он-то знал, что торопиться в этом деле не следует. Положив камешек на согнутый средний палец, указательным придерживая его, Доцент покивал кистью, прикидывая и запоминая вес. Фейхтвангер встал, надел цветные сатиновые трусы — их шили в городской тюрьме, и стоили они всего ничего, что-то около сорока копеек, — и направился к воде.
— Минуточку, — сказал он, резво окунулся и несколько секунд полежал на спине. — Я уже! — Фейхтвангер вышел из воды, разглаживая брови.
— Стоп, — сказал Доцент. — Кто попадет, заказывает желание.
— Давай, — нетерпеливо пробурчал Генерал. И тут же начал швырять, торопясь и округло, по-женски, забрасывая руку.
Фейхтвангер бросал крупные камни снизу, навесом, камни зависали и падали вертикально, тупо и грозно, взрывая фонтаны рядом с целью. Все молчали, но Фейхтвангер при этом еще и помалкивал. Резко и туго летели подкрученные плоские камешки Доцента, врезались в воду почти беззвучно, не поднимая брызг. Недолет, перелет…
Доцент все-таки попал. Кривой, с наростами, ракушечник косо перебил корку посередине, половинки взметнулись, погрузились и расплылись в разные стороны, не интересные уже никому.
Генерал подошел к стенке пирса, приподнял газету, прикрывающую одежду, порылся и выпрямился с толстой папиросой во рту.
— Что же ты даже не подул в нее, не постукал? — разочарованно спросил Доцент.
— Ладно, — поморщился
— Задание? — Доцент прищурился на горизонт. — Пафнутьич! Ты надерешь мидий вон у той скалы, там крупные, а Генерал пока сбегает за шмурдилом.
Генерал вернулся к стенке, порылся под газетой.
— Я надену твои треники? — спросил он Доцента, теребя овальный кошелек.
— Хоть сто порций.
Фейхтвангер переминался с ноги на ногу в невысохших трусах:
— Может, лучше я за шмурдилом?
— Поц! — возмутился Доцент, — он же принесет больше!
Мидии раскрывались мгновенно, в них закипала морская вода, шипела на листе жести, старом, заслуженном, прогорелом в нескольких местах, в пятнах от запекшихся водорослей.
— С этими генералами… — ворчал Доцент, — мидии уже надо хавать, а то они станут оранжевыми и высушенными, как моя жена потом…
Сам Доцент походил на хорошую мумию египетского подростка, для того, наверное, и сбривал свои роскошные седины.
— Ну вот куда он…
— Да здесь я, здесь, — Генерал боком спускался по ступенькам, вырубленным в глине, — охладить бы надо, — протянул он Доценту бутылку.
— Что это? — изумился Доцент и захихикал, как барышня, нервно и манерно, — ты посмотри, Пафнутьич…
— А что, — засопел Генерал, — классный портвейн, марочный, таврический. Тебе бы, Доцент, только гамно жрать, да побольше…
— Таврический! Глаз тебе набить, тоже станешь Таврический. И почем?
— Четыре восемьдесят.
— А так, чтоб взять?
— Ну, пять шестьдесят, — покраснел Генерал.
— Это вино надо пить на «Вы», — заметил Фейхтвангер. — И уж точно не из горла.
— А вон стакан идет, — буднично кивнул Доцент, — рояль в кустах.
В дальнем углу пляжа карабкалась через скалы женщина с черной дерматиновой сумкой. Перебравшись, она пошла быстро, чтобы, не теряя времени, миновать пустую эту бухточку и оказаться на санаторном пляже. Наткнувшись на отдыхающих, женщина автоматически включилась, как сирена:
— Пшенка, горячая пшенка, рачки, семечки… Что, миленькие?
Генерал попросил пшенки, женщина ласково натирала початок крупной солью, приговаривала что-то нежное…
— А рачки чего не берете? — спросила она, — такие свежие, как майская роза, такие жирные…
— Покажи.
Женщина порылась в сумке и вытащила стограммовый граненый стаканчик с креветками. Сверху накинула еще две штуки — с походом.
— А чего они такие бледные, — поинтересовался Доцент, — они, что, прямо с Ленинграда?
— Ой, что вы такое говорите, — возмутилась женщина, — чисто с Санжейки, муж ходил на баркасе…
— Ладно гнать, — улыбнулся Доцент, — и почем?
— Двадцать копеек стаканчик, чтобы вы были здоровы…