Пастухи вечности
Шрифт:
— Почему несчастье? Разве любовь — это горе?
— Любовь не горе. Горе, когда не рождаются дети. И горе, когда полюбишь человека, который внутри чужой. Мы с вами чужие, об этом я и говорю, — тут я капельку запнулся, вышло неловко. Мне внезапно очень захотелось, чтобы слова древних песен о том, насколько мы чужие, оказались не совсем правдой… — Позволь, я расскажу тебе про дедушку. Та девушка, которую он полюбил, выросла в семье преступников. Два ее брата сидели в тюрьме, отец в молодости совершил убийство. Потом, когда началась война с Германией, ее братья попросились на фронт и за это их выпустили из тюрьмы раньше. Это никак не касалось моего деда, он работал в горах, а в Ньютаун ездил по выходным. Оба брата девушки вернулись с
— Ой, мне представить-то страшно! Но Валечка совсем не такой…
— И мой дедушка не представлял, как поступить. От Фэйри трудно что-то скрыть, поэтому в средние века нас и считали колдунами. Как он должен был поступить, скажи мне? Б полиции его никто не стал бы слушать… Он любил эту женщину, но не мог себе позволить носить в груди такую несправедливость. Законы, написанные людьми, наказывают преступников совсем не так, как их наказывали бы сами люди. Они написаны совсем не так, как люди чувствуют справедливость. Понимаешь? Поэтому мой дедушка уехал и никогда не возвращался в Ньютаун. Он женился на моей бабушке и сохранял законы рода. По нашим законам, никто из народа Холмов не осудит человека, если он накажет преступника на своей земле. Мой папа говорит, это то немногое, что нам осталось, чтобы не потерять честь и окончательно не исчезнуть…
Понимаешь? — Это как раньше, когда существовало дуэльное право. У вас в России ведь тоже дрались на шпагах. Потому что бывают случаи, когда иначе никак не защитить свое имя от оскорбления. Даже дядя Григорий, хоть он очень мирный человек, когда читал нам про историю страны, он сказал, что Фэйри очень не хватает дуэльного кодекса…
— Потому что мужчинам вечно нравится драться! — возразила она.
— А вот и нет. Тогда никакой чиновник или просто хулиган не смог бы обидеть другого человека. Он бы знал, что за наглость ответит кровью! Но те, кто придумывают законы, они постарались высмеять дуэли. Они внушили людям, что это дикость и отсталость и что все споры надо решать только в суде. А тот, кто захочет поступить справедливо с убийцей, тот сам преступник. Очень хитро они придумали! И оружие свободно нельзя носить, сразу угодишь в полицию. Добрые Соседи тысячи лет носили холодное оружие, но среди нашего народа не возникало поножовщины. Потому что Добрым Соседям не нужны суды и полиция. Мы чувствуем злые помыслы внутри людей, мы с детства умеем отличать. Если бы полиции удалось доказать, что это мой папа натравливал на браконьеров волков и медведей, его посадили бы в тюрьму! А если бы он позволил убийцам бежать, то не смог бы дальше спокойно жить.
— Послушай, Бернар! — В глазах девочки опять появились слезы.
Я слышал, как внутри ее наливается тяжесть, я слишком ее запутал.
— А никак нельзя было просто задержать этих убийц?
— Капризуля не понимает слова «задержать», он ведь не обученная собака…
Мы немного помолчали. Я уже начал бояться, что она повернется и уйдет, чересчур много грустного я на нее взвалил. Но она не ушла. Все-таки я не ошибся, эта девочка внутри была гораздо более взрослой, чем Джина.
— А почему вы называете себя Добрыми Соседями?
— Потому что когда-то, когда нас было много, мы жили в добром соседстве с людьми.
— А теперь не в добром?
— Все давно изменилось. Очень давно обычные решили, что только они имеют право на жизнь. Разве покинул бы народ свои Холмы, о которых поется столько песен, если бы
— И никто про вас не знает?!
— Например, ты знаешь. Что с того? Кто тебе поверит?
Она шмыгнула носом. Глаза ее до сих пор оставались красными, и щеки распухли. Я почувствовал радость, что ненадолго отвлек ее от слез. Она была по-своему красива, насколько может быть красива обычная девчонка.
— А можно… — робко начала она. — Можно потрогать твое ухо?
Я обернулся. Вроде бы никто не подсматривал. Но это ничего не значит, если я не увидел. Хороший охотник способен по губам прочесть наш разговор и за триста шагов. На всякий случай, я отошел в глубину навеса.
— Потрогай.
Она спрыгнула с поленницы и подошла ко мне совсем близко. От ее запаха у меня начала немножко кружиться голова. В отличие от Джины, эта девочка уже почти готова была стать женщиной. У людей все происходит неправильно и не вовремя. Зачем ей становиться женщиной, если еще долго не пойдет замуж? Пока девочка не начнет пахнуть, как женщина, мужчины Фэйри не обращают на нее внимания и не сватаются. Моя мама говорит, что если бы на планете нас было большинство, человечество не знало бы сексуальной преступности.
Она приподняла мою гриву и дотронулась до кисточки на ухе.
— Вот это да! Ты же прямо как настоящий эльф!
— Это неправильное слово.
— Плохое?
— Не плохое, но неправильное. Германцы и датчане в древности сочиняли лживые сказки. Все неприятности, которые происходили у них от грязной воды, микробов или пьянства, они приписывали малым народам. Это они придумали так называть и делить Фэйри на темных и светлых, чтобы оправдать свою жадность и жестокость. Чтобы убивать Фэйри, которые якобы наводили порчу. Например, они сочиняли легенды о сундуках с золотыми монетами и волшебными камнями, которые мои предки прячут. А зачем нам камни и столько золота? Люди всегда так поступают — обвиняют в своих грехах соседей…
— А волосы? Ой, какие жесткие и теплые внутри! Вы, наверное, никогда не носите шапок?
— Носим, когда ездим к людям. Просто наши волосы имеют внутри кровеносную систему и нервные окончания. У вас волосы, как и ногти, ничего не чувствуют, когда их режешь, а у нас они живые. Я не знаю, как правильно сказать эти научные слова… Например, ты слышишь только ушами, а запахи вдыхаешь носом, так?
— Ну да, а как еще? — Девочка Анка продолжала поглаживать мою гриву, она не отрываясь следила, как волосы прогибаются навстречу ее пальцам. И мне хотелось замурлыкать, так это было приятно. Никому бы я не признался, но даже приятнее, чем мамины руки. Впрочем, она не заигрывала со мной, просто была очень любопытная. Но мне это в ней еще сильнее нравилось. Мама говорит, что одно из лучших качеств — естественность. Девочка Анка была естественной.
— А я благодаря гриве могу в полном мраке угадать, кто идет, а еще я чувствую даже самый слабый запах за сто шагов, даже лучше волка. Я могу найти любого человека, если хоть раз побуду с ним рядом. А еще я знаю, чего хочется другим. Не всегда отчетливо, у женщин это лучше получается.
— Ну и что мне, например, хочется? — Анка покраснела.
— Тебе хочется похвастаться подругам, что встретила настоящего Фэйри и что он тебе понравился…
— Вовсе и не понравился! Вот дурачок! — Она отпрянула в сторону, сердито замахнувшись на меня, но не ушла. На самом деле она не сердилась.
— Почему ты плакала? — спросил я. — Твой брат заболел или попал в полицию?
Лучше бы я ничего не спрашивал и не совал свой любопытный хобот в чужие дела, как говорит моя мама. Кто мне мешал повернуться и отправиться домой? Мы и без того, слишком много наболтали друг другу лишнего. Я точно наболтал лишнего. Мы вели себя, как маленькие детишки, говорили наперебой и обо всем сразу.
Теперь я жалею, что не спросил ее о нескольких очень важных вещах.
Я так и не спросил ее, что же она думает о дружбе с Фэйри. И что сказала бы ее мать.