Пастырь Добрый
Шрифт:
Между прочим, Вера Васильевна, чтобы удостовериться в правдивости моего рассказа, один раз привела меня, с разрешения начальницы, к Батюшке, и говорит: «Батюшка, это воспитанница наша Маруся Тимофеева, хочу вас познакомить с ней!» — «Какая гордость! «Наша воспитанница»! «Хочу познакомить»! Манюшка–то? Мы с ней давно знакомы. Она моя и будет ходить ко мне петь». — «Нет, Батюшка, я не могу у вас петь. У вас поют кто в лес, кто по дрова!» — «А вот ты мне и направишь все!»
Побывала я с Верой Васильевной раз–другой и так мне понравился Батюшка, что я стала тихонько ото всех к нему уходить, но начальница и Вера Васильевна знали, что я убегаю к Батюшке. А когда я возвращалась, то лазила в форточку на нижнем этаже в столовой, которая никогда не запиралась, и потом через столовую шла потихоньку по темным коридорам.
Так началась моя новая жизнь с Батюшкой.
Начались экзамены. Если мне какой урок не удается, мысленно обращусь к Батюшке и все становится ясно и удачно.
Однажды у меня очень сильно воспалилась надкостница, температура 40 градусов, меня положили в больничку. Мысленно кричала: «Батюшка, помоги и исцели меня!» И вот в самый тяжелый момент болезни, под звон колокола (ко всенощной, к обедне?), я потеряла сознание и, находясь в обмороке, вижу подходит ко мне Св. Николай с вмч. Пантелеймоном, и Св. Николай, указывая на меня, говорит Великомученику: «Помажь страждущую схимонахиню Марию». Св. Пантелеймон молча подходит ко мне и прикасается
Окончили мы городскую школу, Николаевский институт и нам, старшим девочкам, предложили держать экзамены в вуз на инженера–строителя. Какие–то, помню, экзамены сдали и приступили к занятиям. Должны были и еще держать экзамены.
Пришла я к Батюшке, все ему рассказала и просила помолиться о своем благополучии в жизни. А Батюшка, указывая рукой на небо, сказал мне: «Вот, голубушка, о каком экзамене нам с тобой надо подумать!» — «Так что же повелите мне Батюшка делать?» — «Приходи ко мне жить и будешь служить Господу, Матери Божией и Святителю Николаю, который будет твоим хозяином».
В будни я стала часто ходить к Батюшке петь. Александр Никитич [185] (это был впоследствии наш диакон) заметил меня и одной из девушек говорит: «Какая хорошая барышня! Давай ее возьмем к себе».
Батюшка велел мне придти и сказал: «Будешь жить с Танюшкой» (которая жила уже в его квартире в одной из комнат). Я постеснялась и сказала, что Александр Никитич предлагает мне поселиться у него вместе с Зиной [186] , но ведь я боюсь, как на это посмотрит мама. «А мы ей не скажем: учишься и учишься». И вот я поселилась жить в квартире Александра Никитича. Это тоже было батюшкино помещение. Батюшкин дом. Так моя жизнь определилась у Батюшки.
185
См. прим.
186
Зинаида Тимофеева — сестра автора воспоминаний.
Стали слетаться птички со всех сторон, и Святейший Патриарх Тихон открывает нашу маленькую общину, благословляет и форму [187] . Открываются курсы по богослужению и апологетике. Принимает экзамен Святейший Патриарх Тихон. Его благословение объединить нашу общину с общиной Марфо–Мариинской обители, начинание единения. Курсы ведет профессор богословия Андрей Гаврилович Кулешов [188] . А у Батюшки — практика. Объединяет и воспитывает духовно Батюшка у себя на квартире, куда мы собираемся в неделю раз. Проводятся ночные богослужения по полному Афонскому уставу. Поем 103–й псалом весь целиком. Поем псалом «Блажен муж» целиком и кафизму всю читаем. Стихиры поем на 10. Кафизмы на утрени поем и читаем три с седальнами и на седальнах ектения. Стихиры на стиховне все. «Хвалите имя Господне» все два псалма целиком без пропусков. Антифоны пелись и читались все. Канон — на 14. Пелись ирмосы двух канонов и покрывались катавасией вкупе двумя хорами. Канон святого на воскресной службе не опускался. Стихиры на хвалите пелись и читались все. После Великого славословия тропари воскресные «Днесь спасение миру» или «Воскрес Иисус из гроба» и ектении. Евангельская стихира и первый час полностью. А перед шестопсалмием пелся постоянно псалом «Благословлю Господа». На шестой и третьей песни канона ектения обязательно. Кондаки на шестой песни пелись, икосы читались, седален на третьей песне читался.
187
В 1919 г. Святейший Патриарх Тихон дал благословение на устройство на Маросейке общины, которая, впрочем, «не была какой–то организацией, а свободно сложившимся сообществом без всяких бумаг и официальных разрешений». Святитель «благословил сестер за богослужением носить косынки (белые в праздник и черные в будни). Право носить косынки получали те, кого на это благословлял настоятель. Это придавало поющим и прислуживающим в храме скромный и опрятный вид и соответствовало совету ап. Павла не присутствовать женщине за богослужением с непокрытой головой. Когда справляли первую годовщину смерти о. Алексия, сестры, с разрешения духовного отца, стали носить в храме серые туальденоровые платья» (Надежда. Вып.16. С. 38, 99). Чисто внешне в образовании Маросейской Общины не было ничего необычного для того времени. А. Ч. Козаржевский (†1995) вспоминал: : Получил большое распространение институт сестричества. Совсем юные девушки, взрослые и пожилые женщины в скромных темных платьях и белых косынках следили за порядком во время богослужения, ставили свечи, оправляли лампады, подводили детей и немощных к Чаше, Кресту и иконам, ходили с блюдом для сбора доброхотных даяний. Функции сестричества ограничивались церковью; благотворительность, дела милосердия по тогдашнему законодательству запрещались. Сестры не были монахинями, у многих из них были мужья и дети». Козаржевский А. Ч. Церковноприходская жизнь Москвы 1920—30–х годов. Воспоминания прихожанина / « Москва. 1996. № 3. С.199. И все–таки в общине на Маросейке было нечто свое, отличавшее ее от других общин того времени. «Маросейская Община, — писал в 1924 г. о. Павел Флоренский, — была по духовному своему смыслу дочерью Оптинской Пустыни: тут жизнь строилась на духовном опыте. О. Алексий учил своею жизнью, и все вокруг него жило, каждый по–своему и по мере сил участвовал в росте духовной жизни всей общины. Поэтому, хотя Община и не располагала собственной больницей, однако многочисленные профессора, врачи, фельдшерицы и сестры милосердия — духовные дети о. Алексия — обслуживали больных, обращавшихся к о. Алексию за помощью. Хотя не было своей школы, но ряд профессоров, писателей, педагогов, студентов, также духовных детей о. Алексия, приходили своими знаниями и своими связями на помощь тем, кому оказывалась она потребной. Хотя и не было при Общине своего организованного приюта, тем не менее нуждающихся или обращавшихся за помощью одевали, обували, кормили Члены Маросейской Общины, проникая во все отрасли жизни, всюду своею работою помогали о. Алексию в деле «разгрузки» страждущих. Тут не было никакой внешней организации, но это не мешало быть всем объединенными единым духом» (Священник Павел Флоренский. Сочинения в четырех томах. Т.2. С.626).
188
См. прим.
Хор собрался солидный. Я и другая регентша были избраны собором духовенства в составе о. Сергия Мечева, о. Сергия Дурылина, о. Лазаря (верный ученик Батюшки, особенно отличавшийся послушанием) и о. Константина Ровинского. (О. Лазарь пробыл в послушании у Батюшки три года и скончался под утреню Рождества Христова дома на ходу, собираясь идти начинать утреню).
После собора Батюшка позвал
Слабенькая от природы девочка, как говорили врачи, я должна была принять это иго Христова послушания за благословение Батюшки. Не понимая силы послушания, я начала в слезах прекословить Батюшке, говоря, что я слаба и что не смогу руководить таким хором, и что я девчонка, меня не будут слушаться» а на клиросе должна быть строгая дисциплина, только тогда и будет хорошее пение. Я говорила об этом Батюшке, так как имела опыт пения в больших хорах, как например, в хоре Кондратьева, в котором полагала начало пения вместе с Софьей Гавриловной, которая теперь поет у нас в Обыденном [189] на правом клиросе. А затем продолжала петь в хоре Александрова, который пел последнее время в Хамовниках [190] и который был во мне заинтересован. Он сделал меня исполлатчицей в службах архиерейских и солисткой. И потом готовил для выступления с его хором (у него были живущие мальчики) в Большом театре и раза два–три выступала я там. Была очень довольна этим и сказала Батюшке (о своем удовольствии), а он мне ответил: «Погибнешь, Манюшка». — «А что мне делать, Батюшка? Я ведь очень люблю красивое пение. Красота пения дает настроение». — «А ты старайся приобрести устроение и никуда не ходи, пой у меня и Матерь Божия научит тебя молиться. Помоги мне и вместе с тобой поведем устройство хора. Я знаю, что трудно будет тебе, ты музыкальный человек, но в трудности нам поможет Матерь Божия и Святитель Николай. Этого Они хотят (от тебя), это будет твой подвиг, и я тебя поддержу, только слушайся меня».
189
Храм Илии Пророка Обыденный — деревянный храм построен ок.1592 г. в один день (отсюда и название); каменный построен в 1702 г., впоследствии не однажды перестраивался и достраивался. В 1920—1936 гг. настоятелем храма был о. Виталий Лукашевич. В эти годы в атеистической литературе храм удостоился именоваться «цитаделью монархизма».
190
Храм Святителя Николая Чудотворца в Хамовниках — заложен 21.5.1679 несколько в стороне от прежней деревянной (1625) и каменной (1657) церкви. Освящен 25.6.1682. Впоследствии не раз обновлялся и достраивался. С 1921 г. в храме стали читать акафист и совершать службу особо чтимой чудотворной иконе Божией Матери «Споручница грешных» (находится здесь с 1848), составленные настоятелем храма прот. Виктором Лебедевым и одобренные Патриархом Тихоном. Акафист читался по вторникам.
После этого разговора на другой день перед всенощной Батюшка велел собраться всем, встал на солее у решетки и, благословляя каждого в отдельности, делил певчих: кого на правый хор, кого на левый. Стояли около него и о. Сергий с Александром Никитичем. У многих проявлялось смирение: недостойны правого клироса. Батюшка не нарушал свободной воли: не хочешь на правый, иди на левый, а другие прямо повиновались. И оказалось, что ко мне на правый клирос попали все старушки и мало певчих. Я снова в скорби и слезах: «С кем мне петь–то, Батюшка!» — «А ты не скорби: как запоешь, они с левого–то все к тебе прибегут, а кого тебе нужно, я пошлю». Так образовалось у нас два хора. Неведомыми судьбами Господь готовил меня с юных лет на служение Ему, Матери Божией и святителю Николаю в помощь Батюшке. С юных лет маленькая я девочка, еще в городской школе в 1907 г. в присутствии всех классов, выделенная впереди перед образами, давала тон. Вначале скажу: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!» — и запеваю: «Царю Небесный». Пишу и плачу, как трогательны неисповедимы пути Божии. Между прочим у нас в хоре были канонархи–уставщики. Одна старушка Мария Николаевна [191] , духовная дочь владыки Арсения (инокиня Марфа), а другая, которая слыла как «Курсовая» Мария Степановна [192] , и стало быть нас два регента, Маруся Семенова [193] и я, грешная, Мария (Манюшка) Тимофеева. Помимо клиросного послушания у меня еще было послушание в просфорне. Два раза в неделю пекли просфоры. Батюшка звал меня главным пекарем, так как я пекла служебные просфоры, и они очень хорошо у меня выходили.
191
См. прим. к письму № 26.
192
Мария Степановна «Курсовая» — канонарх–уставщик.
193
Мария Семенова (†1.9.1938) — регент левого клироса на Маросейке. О Марусе о. Сергий [Мечев] особенно заботился, потому что когда–то обещал заменить ей отца. […] В 1931 г. она за пение в храме была арестована и выслана в Казахстан. В тюрьме она заболела туберкулезом. Отец Сергий как бы считал себя ответственным и за ее болезнь. Маруся была музыкально одаренным человеком, любила богослужение, умела крепко держать в руках свой хор. Происходила она из больной семьи: отец алкоголик, бросивший мать, а мать неполноценная, почти слабоумная. На фоне такой семьи Маруся выглядела тонким, изящным цветком». Надежда. Душеполезное чтение. Вып.16. С.202—203. Летом 1938 г. рядом с дачей о. Сергия в «Красном бору» под Калининым специально для нее была снята дача. Скончалась она, можно сказать, на руках о. Сергия, напутствовавшего ее в жизнь вечную. Он же ее и отпевал.
Хор был еще несовершенный и управлять таким хором (около 90 человек) мне, молоденькой, было очень трудно (45 человек на одном клиросе и 45 на другом), ведь приходилось иногда петь вкупе, например, «Хвалите имя Господне» и догматики, великое славословие. Конечно если бы не такая любовь Батюшки и не его святые молитвы, я не смогла бы всего этого выдержать. По немощи и молодости капризов было очень много, а самое главное, заставить всех слушаться, старших себя, подчиняться мне как регенту очень было трудно! Конечно, Батюшке приходилось очень со мной нянчиться и духовно воспитывать. Ведь зачастую, когда я приходила к нему вся в слезах и говорила: «Меня никто не слушается, я уйду и буду петь в большом хоре, я не хочу никаким быть регентом», — Батюшка утешал, Батюшка учил терпению, учил молитве, Батюшка оставлял народ, закрывал дверь и говорил: «Ведь ты моя дочка, Господь мне дал тебя и, если любишь меня, помоги мне и никуда не уходи от меня, — погибнешь».
Помнится мне такой случай из собрания, которые были по понедельникам в его квартире. Нас было еще не так много, ну человек сто. Беседуя с нами, он как–то сказал: «Дайте мне стакан воды». Подали. Приняв стакан, он спрашивал нас: «Вы видите ли что–нибудь в стакане?» Отвечаем: «Нет, ничего не видим, чистая вода». Тогда он бросив туда какую–то соринку. «А теперь видите?» — «Видим, маленькая соринка плавает». — «Так вот Господь открыл мне ваши души, всякую соринку, всякий изгиб души известен мне». Батюшка почему–то очень жалел, когда мы, курсовые, пропускали богослужение. Говорил: «Практика больше даст, чем теория». Я была согласна с ним. Конечно, и курсы были нужны, но они отнимали время.