Пастыри чудовищ. Книга 2
Шрифт:
– Срочный сбор, на выход всем «телом», кроме Аманды, – бросает Гриз, едва только зов колокольчика-артефакта собирает ковчежников в здании бывшей таверны. – Идём в Крайтос, местность у Скорпионьих гор, зимние охотничьи угодья, там первая ступень мороза и снег. Одевайтесь теплее. Аманда, зелья от переохлаждения, обморожения, двойное укрепляющее и заживляющее – каждому. Ищем заплутавших охотников, может, придётся их латать, так что бинты тоже прихватите.
– Разве что задушить, – прилетает от Мел. Тоже знающей – что такое зимняя охота.
– На сборы полчаса, – “Тело”
Над Водной Чашей её застаёт Хаата, через четверть часа – Гриз смотрит, как в Чаше гуляют голубоватые разводы. Расходятся и сходятся, медленно переходя друг в друга, будто Огни Снежной Девы на севере.
– Тебе грустно, сестра.
Видеть Хаату в стенах комнаты удивительно. Часть леса, оторванная от корней. Даарду переминается с ноги на ногу, но не уходит.
– Так бывает, когда получаешь дурные вести, – отвечает Гриз, пристально глядя ей в глаза – и взгляд даарду убегает и прячется – в шторы, в углы, за кроватную ширму. – Что ты хотела, Хаата? Ты ведь отлучалась опять. Куда? Что-то не так с общиной?
– Вы идёте в дурное место, – отзывается Хаата, и её взгляд норовит вылететь сквозь окно. – В глухое место. Ийршйя – белая смерть, так зовут его наши. Брат другой смерти, зелёной. Алчнодол – так зовут его ваши. Там не говорят корни. Там иссохла грудь Ардаанна-Матэс. Не ходи туда тоже, сестра.
– Не могу. Может, там ещё кто-то жив. Из потерявшихся детей или из животных. Я знаю, что место дурное, Хаата. И ты можешь не ходить: там холодно и всё вокруг молчит.
– И пещеры, в которых – жала смерти, – бормочет даарду, ёжась. – И снег не белый. Алый, сестра, я была там, у границы. Один раз. Слышала стоны птиц.
– Мы не пойдём к пещерам, – Гриз обновляет зелья в поясной сумке, собирает побольше эликсиров в ту, что на боку. Обязательный бинт, дополнительный шарф, хотя она никогда не мёрзнет. – Ты слышала ещё что-то, Хаата? У тебя какое-то предчувствие?
Даарду молчит, покачиваясь на носках. Пытается срастись пальцами с зелеными извивами на обоях, но те – мертвы и немы.
– Алое на белом. Смерть и безумие. Скажи мне, что с твоим племенем, сестра?
Гриз медленно оборачивается – и со стола ей невозмутимо подмигивает голубой искрой Водная Чаша…
– Везде есть свои дурные сосуды, – бормочет даарду, глядя в голубые переливы, – дурные сосуды и хорошие сосуды. Полные до краёв. Или те, кто хочет их заполнить. Кто тоже слышит, что ты слышала.
В памяти вспыхивает недавнее: «Враг живого», поселившаяся в глазах Хааты древняя тень, незримые нити, пахнущие плесенью и безумием, и пронзительный, однотонный вопль: «Освободи! Освободи!!»
В чувства её приводит закрывшаяся дверь: даарду Хаата успела ускользнуть. Растворив в хлопке двери:
– И всегда кровь…
Внизу у камина безмятежно дремлет Морвил и
– Я что, только что видел Хаату? – недоверчиво спрашивает он.
– Хаата, – отзывается Сквор из клетки. – Кровь. Кровь! Гроски. Гроски. Гроски.
– …не совсем то, что я ожидал услышать, – укоризненно вздыхает Лайл. – Остальные уже на пристани, идём?
Гриз кивает и направляется на пристань. Чувствуя себя не крепостью, но сосудом. Наполненным до краёв не самыми лучшими предчувствиями.
МЕЛОНИ ДРАККАНТ
В «поплавке» жарко. Ну, ещё б, когда собираемся к Скорпионьим горам, а оттуда недалеко до Морозного Нагорья, вотчины предков. И Фейхеанта с его ледяными статуями да огнями Снежной Девы. Прею в тёплых сапогах и в кофте под курткой.
Утешает одно: перед тем, как помру, успею проводить Морковку и Пухлика. Эти решили, что мы в чертоги к самой Деве подадимся. Обмотаны шарфами по самое не могу, Морковка ещё и шапку не снял. Пытается убить из-под шапки взглядами Мясника. Дело полезное, хотя вряд ли эту дрянь возьмёт: завернулся в лёгкий с виду плащик, тоже белый. Восседает, будто его здорово припорошило снегом где-то в Скорпионьих горах.
Расклад с самого начала кажется дрянным. Пропал сынок какого-то известного портняжки. Попёрся на пикник с охотой с компанией таких же охламонов. Шесть придурков от шестнадцати до двадцати двух. Вроде дружков Моргойла, который Задавака и Враг Живого. Отморозки из «золотой молодёжи».
– По такому случаю наняли специально прогулочный корабль и баржу, – Гриз ведёт пальцем по раскормленной змее реки на карте. – Чтобы можно было взять с собой лошадей, слуг и припасы. И путешествовать несколько дней. С… остановками.
Остановки, надо полагать, включают трофеи. Шкуры и перья. И увеселения. Вроде спаленных домов, изнасилованных женщин и забитых плетьми терраантов.
Знатные ублюдки во всех частях Кайетты одинаковые.
– Они продвигались ниже по течению, вот сюда, к угодьям семьи Дормантов. Собирались поохотиться на керберов. Или на снежных антилоп, если те уже зашли в эти места. Такие прогулки им не впервой, и раньше бывало так, что этот Халлен не откликался на вызовы.
– Но тут, вообразите, у его матушки сработал какой-то вещун в сердце, – подхватывает Пухлик с азартом. – В общем, она кинулась вызывать слуг, а те тоже помалкивают. Аграсты связались с кораблями – и вышло, что охота у мальчиков не удалась. И им вздумалось прогуляться не куда-то, а в Заброшье, от которого два шага до Скорпионьих гор с их пещерами. Мило, правда?
Рыцарь Морковка поднимает руку, будто мы на занятии в храмовой школе:
– А зачем? Там разве много живности? Я читал об аномалиях этой местности, – ха, а о чём он не читал? – И разве оттуда не бегут магические твари, как из Алчнодола? Я хочу сказать, ведь аномалии там схожи, а в Алчнодоле из животных – медведи, волки, кабаны и прочее, но не бестии. А немагические животные как трофеи не настолько привлека…