Пастыри чудовищ. Книга 2
Шрифт:
– Мы можем многое рассказывать друг другу, Петэйр. У меня есть истории о кровавых травлях, о контрабандистах, фермах, зверинцах и клетках. О пепелищах. Хочешь?
– Нет. Потому что ты меня не слышишь, а я не слышу тебя. Для тебя эти твари – что-то вроде людей. Так? Вы там все сумасшедшие, варги. «Ох, их жизнь так ценна, не смейте их трогать! Ох, злые людишки обидели зверюшек!»
– А ты хочешь их истребить.
Холодный свет луны падает на лицо и становится на губах горечью. И в глазах не прорастают травы – им не пробиться сквозь
– Истребить? Нет. Твари могут быть полезными человеку. Шкуры. Когти. Остальное. Не истребить, нет. Подчинить.
Фигурку он держал спрятанной в широком рукаве. Это фигурка мальчика – того же, что и на пьедестале. Хрустальная, но под фосфорическим светом с неба – почти жемчужно-белая… и только внутри – яркое багряное пятно.
– Убрать только самых опасных. Подчинить тех, кто останется. А избавиться придётся от вас. Это не мы начали войну – вы её начали. Такие, как ты. Те, кто ходит по городам и разбрызгивает свою кровь. Натравливает зверей на людей. И мы знаем, к чему вы ведёте и чего хотите, так что… нет. Мы не дадим вам шанса начать по-настоящему. Понимаешь?
На площади теперь совсем тихо. Только пар дыхания клубится в воздухе да где-то высоко над головой слышен шелест крыльев – это пташки Джемайи.
– Понимаю, что ты считаешь всех животных опасными, а всех варгов – предателями людской расы. Понимаю, что видишь во мне, как и во всём моём племени тех, кто толкает зверей на месть людям… Это не так. Варг не может толкнуть зверя на убийство. Отступники, варги крови – лишь малая часть. Варги рождаются, чтобы соединять живое – с живым. Помогать людям и животным…
– Быть в гармонии? – и мальчишеский, заливистый смешок. – Ты просила меня отпустить алапардов. Перестать контролировать «Хозяином». Если я исполню твою просьбу – будут они в гармонии? Или бросятся убивать?
Мановение руки с артефактом опять поднимает алапардов на ноги. Медовые шкуры золотятся в сумерках, и все глаза – как закрытые двери, куда нет хода варгу…
– Выбирай, варг. Я говорю серьёзно. Вы же так любите стоять на двух сторонах, будто вы мосты! Так вот, выбирай одну сторону. Я их убиваю, – чуть сжимает пальцы. – Или я их отпускаю. Совсем отпускаю. А ты пытаешься их удержать… своей гармонией. Но если вдруг не удержишь…
«То это Энкерская Резня», – стучит и отдаётся в стенах внутренней крепости, и стены подрагивают и крошатся, потому что – девять алапардов не два, и Чуда Энкера здесь нет, и удержать…
Вот, что ему было нужно. Доказать себе самому – и всей Кайетте свою правоту. Что мирное сосуществование невозможно. А когда он это докажет – прогрессисты выйдут на охоту, которой они так жаждут.
– Давай же, варг! Докажи мне, что эта ваша хваленая гармония возможна. Я их освобождаю, а ты убеждаешь не нападать. Если они правда мыслящие существа. А если они хищники и хотят крови – с ними придется поступить как с хищниками, верно же?!
Морды алапардов – неподвижны и бессмысленны. Будто на площади стоят уже
Разве ты удержишь, Гриз?! Девять алапардов в непонятно каком состоянии? В одиночку?! Неужели ты рискнёшь сотнями людскими жизней – ради девяти алапардов? На что ты надеешься, Гриз?! Неужели – на чудо?
– Ну же! Если ты уверена, что варги защитят людей надежнее, чем мы… давай! Защити же этих людей от алапардов!
Нет. Не на чудо. Совсем не на чудо. Я верю кое во что другое.
Эта вера металлом холодит правую ладонь. Острая, как лезвие, вера.
– Ты всё равно бы сделал это. Верно?
И я знаю, что ты прикажешь им, прежде чем освободить.
В толпе слитно охают, а Петэйр коротко разводит руками: мол, нет, конечно, я же столько раз тебя отговорить пытался. В двух обличиях.
– Отпускай!
Она слышит голос Яниста – тот выкрикивает что-то вроде: «Не нужно, пожалуйста, не нужно…» Потом время истекает, разбрызгивается лунным соком по плитам. Петэйр проводит над своим артефактом правой ладонью, с Печатью.
И в глаза алапардов возвращается смысл. Звери трясут головами, дрожь прокатывается по шкурам, каменеют мышцы, как перед рывком, оскаливаются пасти…
– Слушайте меня, – негромко говорит Гриз и вытягивает им навстречу левую руку, ту, что свободна. – Слушайте мой голос. Мы вместе…
Время замирает, и луна, и толпа, и на площади жив лишь её шёпот, в сумерках, наполненных серебром. Она стоит, протягивая руку, у подножия монумента Мальчику из Энкера, а напротив – девять алапардов, и она не может сказать им: «Умрите».
Не имеет права.
Алапарды медленно трогаются с места. Золотистые, гладкие, величественные. Бесшумно ступают по площади. И Гриз пытается воззвать к ним, но они будто прислушиваются к другому голосу, который зовёт, говорит… что?
«Мы вместе, вместе, всегда вместе…» – успевает она уловить, даже не уходя в единение. Прежде, чем первый алапард поднимается на задние лапы и кладёт ей передние на плечи, ослепляя огнями зелёных глаз.
По щеке приветливо проходится шершавый язык.
– М-м-м-мриа-а-а! – высшее расположение, которое обычно выражается лишь в брачный период.
Остальные подхватывают радостную песнь и вскидывают хвосты – девять золотых восклицательных знаков. И трутся боками друг о друга и о постамент, с которого удивлённо глядит Чудо Энкера.
– Что ты… как ты это сделала?!
В голосе Петэйра – внезапный визг. Юный Мастер водит и водит ладонью над своим артефактом, Печать на его ладони сияет, а кровь в хрустале горит рубином – но ничего не случается. Только два алапарда подходят поближе и с радостным «М-м-м-мриа-а-а!» начинают тереться о ноги Петэйра, о его бока – чуть не сбивая с ног.