Пасьянс на красной масти
Шрифт:
— Как ты думаешь, может, мне начать сниматься? — взволнованно зашептала она, округляя глаза.
— Чего? — не понял я.
— Ну, может, мне начать ездить? — продолжала она торопливо. — А то так и буду сидеть, как дура, пока не выгонят! Я вот только что решила…
— Отстань! — раздраженно перебил я. — Не мешай! Ты что не видишь, что мы важные проблемы обсуждаем!
— А я — какие?! — обиделась она. — Я тоже важные! Да для меня, это, может, вопрос жизни и смерти! Я посоветоваться с тобой хотела…
Она готова была расплакаться.
—
— Да меня уже от него тошнит! — надулась она, возвращаясь на свое место.
— Еще не поздно все остановить, — наконец выдавил из себя Гозданкер.
Храповицкий не ответил, не сводя с него глаз и ожидая продолжения.
— Я хочу, чтобы ты утихомирил Сырцова. — Гозданкер приступил к изложению своих условий. — И я хочу участвовать в этом аграрном проекте.
— А взамен? — осведомился Храповицкий с любопытством.
— А взамен я не предпринимаю никаких враждебных действий, — твердо пообещал Гозданкер.
Храповицкий, скучая, посмотрел в потолок и зевнул, даже не прикрывая рта.
— Притомился я что-то, — пробормотал он, не отвечая Гозданкеру. — Выспаться бы надо…
— Такое предложение тебя не устраивает? — с вызовом напирал Ефим.
Храповицкий вздохнул, словно окончательно уверившись в бесполезности этого разговора.
— Это несерьезно, — терпеливо возразил он. — Ты просто хочешь затянуть переговоры, чтобы обеспечить себе свободу маневра. Нож в спину легче всаживать, когда люди обнимаются. Ты не предлагаешь мне ничего существенного, а требуешь от меня многого. Мы теряем время, Ефим.
— А что я могу предложить тебе существенного?! — вскинулся Гозданкер. — Сейчас, когда ты и так… — Он осекся, спохватившись, что сболтнул лишнего. Но было уже поздно.
Из его слов недвусмысленно следовало, что теперь, когда губернатор перешел на сторону Храповицкого, у Ефима не осталось никаких преимуществ. И предлагать ему нечего. По сути, вырвавшееся у него вгорячах восклицание было признанием его поражения. Мы все это поняли.
— А если тебе нечего мне предложить, — мягко дожал его Храповицкий. — Значит, тебе следует довольствоваться малым. Ты ведь, помнится, именно к этому меня призывал, во время нашего разговора в Уральске? Вот и попробуй.
Последняя фраза добила Гозданкера. Он опустил голову и потер лоб.
— Ты понимаешь, Володя, что когда мы втянем в войну все наши ресурсы и всех наших людей, то мы уже ничего не сможем остановить?! — сразу севшим голосом выговорил он. — Что, начав здесь, с обмена колкостями, мы закончим тем, что будем убивать друг друга?! Помимо нашей воли! Это уже не будет от нас зависеть! Понимаешь ты это или нет?! — Заключительную фразу он почти выкрикнул.
Это была последняя, безнадежная попытка. Храповицкий недобро усмехнулся.
— Убивать или не убивать друг друга, Ефим, всегда будет зависеть от нашей воли, —
Своим видом он давал понять, что разговор закончен.
Между тем к столику Плохиша подсела уже вторая темнокожая девушка, которая была еще выше ростом, чем первая, и значительно превосходила ее в обхвате. При появлении соперницы первая проститутка стала мрачнее тучи. Ее грубые черты лица обострились. Она сверкнула глазами на товарку и что-то быстро залопотала, судя по интонации, совсем нелицеприятное. Вторая ответила коротким выразительным ругательством. Между ними разгоралась ссора.
Плохиш, ощущая себя причиной скандала двух женщин, только что не плавился от самодовольства.
— Слышь, Хенрих, ты скажи, что я не знаю, какую из них выбрать, — подзадоривал он. — А на двух у меня денег не хватает!
Темнокожие гренадерши уже вовсю кричали друг на друга. Наконец, первая не выдержала и вцепилась своей товарке в волосы. Та завизжала. Плохиш даже вскочил в восторге.
— Вот это да! — торжествовал он, приплясывая и потирая руки. — Видал, как меня бабы любят! Хенрих, скажи, обеих возьму!
Храповицкий поманил к себе худую светловолосую танцовщицу.
— Пойду я, пожалуй, — устало сказал Гозданкер. — Поздно уже.
Он начал подниматься, но тут внезапно вмешалась Татьяна. После двух бутылок шипучки, выпитых натощак, ее основательно развезло. Она метнулась к Ефиму и прильнула к его груди, едва не сбив его с ног.
— Не уходи! — воскликнула она с нетрезвой пылкостью, обнимая его. — Посиди еще!
Пораженный Ефим отпрянул и попытался освободиться.
— Да не могу я, — смущенно пробормотал он. — Мне пора уже!
— Нет, останься! — настаивала Татьяна, не отпуская его. — Ты мне нравишься!
Ефим дернулся сильнее. Она покачнулась, но устояла и не разжала объятий. Все остальные смотрели на них, забавляясь этой неожиданной сценой. Чувствуя себя в центре всеобщего внимания, Гозданкер совсем потерялся.
— Мне вставать завтра рано, — беспомощно пролепетал Ефим.
— Тогда возьми меня с собой! — решительно заявила Татьяна. — Я с тобой хочу!
— Куда со мной? — оторопел Ефим.
— К тебе в отель пойдем!
Похоже, она твердо настроилась не расставаться с Ефимом до утра.
— Ефим, нехорошо отказывать девушке! — злорадно заметил Храповицкий. — У нее к тебе чувства! Как порядочный человек ты вообще обязан на ней жениться.
Все засмеялись. Гозданкер почувствовал себя униженным. После поражения, нанесенного ему Храповицким, вспыхнувшая вдруг любовь проститутки не прибавляла ему уважения.
— Да отпусти же меня! — вырываясь, воскликнул он в отчаянии.
Но Татьяну уже несло.
— Нет! — крикнула она, пытаясь прижаться к нему крепче. — Я с тобой пойду! Я же вижу, ты добрый! Просто у тебя денег нет! Мне не надо денег! Я так пойду.