Патрик Кензи
Шрифт:
Со щек его на ворот белой рубашки капал пот вперемешку с кровью.
— Усек, — выдавил из себя он.
— Вот и хорошо. А теперь мы выходим, Джон.
Я оглянулся на оставшихся позади нас счастливцев. Никто из них не пошевелился. Я догадался, что здесь лишь у одного Мэнни имелся пистолет, который он держал в ящике стола.
— Кто выйдет за дверь вслед за нами, — сказал я немного сиплым голосом, — получит пулю в лоб. Ясно?
Ответом мне было несколько нервных кивков, после чего Джон Бирн толкнул двери — одну и другую.
Я вытолкнул его наружу, не выпуская из
Площадка была пуста.
Я повернул Джона Бирна лицом к бальной зале:
— Закрой двери.
Он закрыл обе двери, после чего я опять развернул его, и мы начали спускаться по лестнице. Мало найдется мест, где было бы так же трудно спрятаться или увернуться от удара, как на ажурной лестнице. Силясь глотнуть, я шнырял глазами туда-сюда и опять туда-сюда, но во рту моем было сухо. В середине спуска я вдруг почувствовал, как напряглось тело Джона, и, рванув его к себе, ткнул в него дулом пистолета:
— Подумываешь, как бы сбросить меня с лестницы, а, Джон?
— Нет, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Нет.
— Хорошо, — заметил я. — Иначе было бы слишком уж глупо.
Он обмяк в моих руках, а я опять подтолкнул его, и мы благополучно спустились по оставшимся ступеням. Там, где мне на рукав пальто попадали капли его крови и пота, образовалось влажное и ржавое пятно.
— Ты испортил мне пальто, Джон.
Он покосился на мой рукав:
— Можно замыть.
— Но это кровь, Джон. Кровь на чисто шерстяной ткани!
— Ну, тогда в хорошую чистку отдать.
— Надо будет попробовать, — сказал я, — потому что если не сойдет, то у меня теперь есть твой бумажник. В том смысле, что я знаю адрес, где тебя отыскать. Вот и смекни, прикинь, что к чему.
Мы остановились возле двери, ведущей в вестибюль.
— Смекаешь, Джон?
— Угу.
— Там будет кто-нибудь за дверью?
— Не знаю. Может быть, копы.
— С копами у меня проблем не возникнет, — сказал я. — Ничего не имею против ареста прямо сейчас. Понял?
— Наверно.
— Тревожат меня не копы, а не поджидает ли меня на Бикон-стрит непосредственно за дверью компания чудовищ вроде Мэнни и не будет ли у них стволов больше, чем у меня.
— Ну а я тут при чем? — вызверился он. — Почем мне знать, кто там за дверью? А если кто и есть, все равно первую пулю схлопочу я.
Рукояткой пистолета я похлопал его по подбородку:
— И вторую тоже, Джон. Помни это.
— Кто ты такой, черт тебя возьми?
— Я пуганый-перепуганый малый с пятнадцатизарядной пушкой, вот кто я такой. А вот чем вы тут занимаетесь? Шаманите?
— Дело дохлое, — сказал он. — Можешь меня расстрелять, все равно ничего от меня не узнаешь!
— Дезире Стоун, — сказал я. — Ты с ней знаком, Джон?
— Хоть убей, ничего не скажу.
Притиснувшись к нему совсем близко, я взглянул на его профиль, на блуждающий в глазнице левый глаз.
— Где она? — спросил я.
— Не понимаю, о чем это ты.
У меня не было времени выспрашивать или выбивать из него ответ. Но в моем распоряжении был его бумажник, что могло бы обеспечить когда-нибудь в будущем наш с Джоном второй тур.
—
7
Дверь парадного входа «Утешения в скорби, инкорпорейтед» была из черного дерева и не имела в центре даже крошечного глазка. Справа от двери шла кирпичная стена, слева располагалась стеклянная панель — два небольших зеленых прямоугольника. Стекло было толстым и запотело от соприкосновения холода и ветра снаружи с теплом внутри. Толчком бросив Джона Бирна на колени перед стеклянной панелью, я протер ее рукавом. Помогло не слишком — казалось, что, сидя в сауне, глядишь через слоев десять полиэтилена. Бикон-стрит простиралась передо мной как на полотне импрессиониста — туманные силуэты двигались в жидкой, текучей мгле, а белые уличные огни и желтые газовые фонари придавали освещению оттенок еще более зловещий, как на передержанном снимке. Через улицу виднелись купы деревьев Паблик-Гарден. Неясные, нечеткие, они сливались в туманные облака, и было трудно понять, действительно ли я вижу что-то или мне это только кажется, но среди деревьев мелькали какие-то синеватые огоньки. Сказать, что происходит снаружи, не представлялось возможным, но и оставаться дольше внутри я не мог — доносившиеся из бальной залы голоса стали громче, в любую минуту кто-нибудь мог рискнуть открыть дверь на лестницу.
Теперь, после часа пик, Бикон-стрит должна была бурлить оживлением. Даже если снаружи вооруженные до зубов клоны Мэнни выстроились в ряд, поджидая меня, они вряд ли станут стрелять в присутствии стольких свидетелей. Но вообще кто их знает, — может быть, они мусульмане-шииты и застрелить иноверца для них — кратчайший путь к Аллаху.
— К черту! — произнес я, рывком поднимая Джона с колен. — Пошли!
— Пошел на хер! — сказал он.
Я сделал несколько глубоких вдохов сквозь стиснутые зубы.
— Открой дверь, Джон.
На секунду его рука зависла над дверной ручкой, потом он опустил руку и вытер ее о штанину.
— Сними вторую руку с головы, Джон. Только без глупостей.
Он сделал, как я сказал, и опять обратил взгляд на дверную ручку.
Наверху на пол упало что-то тяжелое.
— Итак, в любое время, когда ты будешь к этому готов, Джон.
— Угу.
— Например, сегодня вечером, — сказал я.
— Угу. — И он опять вытер руку о штанину.
Я со вздохом протянул руку из-за его спины и сам распахнул дверь, а очутившись с ним на крыльце, ткнул его пистолетом в зад.
И тут мы оказались лицом к лицу с полицейским.
Полицейский, пробегая мимо по улице, краем глаза уловил на крыльце некое движение. Остановившись, он обернулся и увидел нас наверху. Когда разглядел окровавленное лицо Джона, правая рука его сама потянулась к бедру и нащупала пистолет.
Дальше по улице на углу Арлингтон-стрит к офисам «Утешения» было подогнано несколько патрульных машин, их белые и голубые фары просвечивали сквозь деревья Гарденс, бросая отсвет на красные кирпичные здания около бара «Привет».