Патриот. Звезда морей

Шенгальц Игорь Александрович

Хорьков все бубнил и бубнил, рассказывая о малоинтересных подробностях добычи… бла-бла-бла… «более тысячи рабочих»… бла-бла-бла… столько-то пудов медной руды… бла-бла… «планируем выйти на новые мощности в течении трех лет»…

Я делал вид, что слушаю, сам же размышлял об ином. Мне бы пообщаться с кем-то из рабочих, да не с каждым, а выбрать такого, кто не побоится рассказать правду. Узнать подробности: сколько человек пропали за последнее время, были ли у них конфликты с кем-то из охраны, случались ли какие-то необычные происшествия?

Из Хорькова я таких сведений не вытяну, из Казбека — тем более. Я вообще игнорировал присутствие горцев, да и они не стремились набиться мне в собеседники.

Казбек и его люди повсюду следовали за нами. Видно было, что им это глубоко не по душе, но и оставить нас без присмотра они права не имели. Пусть это и было представлено, как дружеское сопровождение, но по факту являлось неприкрытым контролем.

Отобедав и раскурив папиросу, я обратился к делопроизводителю:

— Послушайте, любезный, как бы мне ни хотелось вернуться обратно и сегодня же отбыть в столицу, но я обязан самолично посетить один из рудников. Не важно какой, пусть будет ближайший. Это обязательное условие, без выполнения которого мой отчет не примут. Предлагаю, не затягивая, завершить эти неприятные обязанности, с тем чтобы как можно скорее покончить с делами. Вы согласны, уважаемый?

— Всенепременно! Власий Ипатьевич приказал мне показать вам все, что будет вам интересно. Отсюда до ближайшего рудника с полчаса, можно пройти мимо плотины — это шедевр инженерной мысли. Десять водяных колес! А ниже — три цеха с медеплавильными печами, лесопилка, печи для обжига кирпича. Наша медь используется во всей империи, практически в каждом доме, в каждом хозяйстве!

— С удовольствием взгляну на добычу собственным глазами, вы меня заинтересовали.

Вскоре мы уже шли по поселку все тем же составом. Впереди Казбек с одним из своих людей, потом мы с Топорковым и Хорьковым, и замыкали шествие двое оставшихся горцев. Делопроизводитель все так же болтал без остановки, рассказывая историю строительства завода, сетуя на недостаток рабочей силы, переживая о том, как бы богатая порода не иссякла. Но все его рассказы сводились лишь к рудодобыче, о самоцветных камнях он не упомянул ни разу, словно их и в природе не существовало. Между тем, Глеб еще вечером рассказал мне о строжайших мерах контроля над рабочими, принятых на рудниках, в том числе о тщательных досмотрах при выходе из штреков. И о наказаниях за сокрытие найденного. Никто точно не знал, что случается с бедолагами, попавшимися на воровстве самоцветов — по официальной версии их просто гнали в шею, но, ходили слухи, что эти люди пропадали навсегда, никто и никогда их больше не видел. И тут уже вопросы нужно было задать Казбеку — он-то точно знал об их судьбе. Ничего, рано или поздно, я вернусь сюда. Сомневаюсь, что император после моего доклада оставит все, как есть. Но это потом, сейчас же смотреть в оба и запоминать…

Мы миновали поселок и пошли вдоль по тракту, удаляясь от заводских цехов. В обе стороны постоянным потоком шли телеги: к цехам — груженные ящиками с рудой, обратно — пустые. Многочисленные рабочие тащили бревна и инструмент — на их лицах я видел только усталость, несмотря на то, что день еще не дошел даже до середины. Как следовало из рассказа Хорькова, до некоторых рудников от завода были многие километры пути, и доставка руды требовала времени. Но мы двигались к ближайшему месторождению, и идти нам было не слишком далеко.

Солнце неимоверно пекло, заставляя всех обливаться потом. Зеленый лес бесконечно тянулся во все стороны, только вдоль тракта деревья были вырублены и пущены в дело, но победить тайгу человеку было невозможно. Казалось, деревья чуть колышутся — сосны, пихты, лиственницы, ели — могучая природа Урала словно дышала. Далеко над лесом беспокойно кружили птицы, чуть впереди уходил вверх очередной склон, чувствовалось присутствие гор. Пчелы проносились мимо лица быстрыми

пулями, луговые бабочки порхали над морем травы. Край озер и зеленой тайги — заблудиться и пропасть в этих местах раз плюнуть. Ушел незнающий человек, свернул с тропы и сгинул навеки. Но красота вокруг неописуемая, родная, своя. Тут я чувствовал себя дома, хотя был человеком сугубо городским. И если я хотел где-то умереть, то именно в таком месте.

Через обещанное время мы вышли к скалистым утесам, возвышавшимся над деревьями грозными великанами. Впрочем, они были не такими уж и высокими — метров двадцать от земли, но многослойными, как пирог, и казались необъятно большими.

— Мы пришли! — Хорьков указал на обширную вытоптанную поляну перед утесами, вокруг которой были вырублены все деревья.

Перед темным провалом входа в штольни суетились люди. Вагонетки прибывали одна за другой из недр рудника, разгружались, разворачивались на специально устроенном кольце и по параллельным рельсам двигались обратно.

Водитель-грузчик, находясь внутри, легко управлял механизмом, очень похожим с виду на знакомого мне боевого 'страуса. Его металлические лапы-манипуляторы подхватывали неподъемные с виду ящики с вагонеток и переставляли их на телеги. Приглядевшись к лицу водителя, я узнал Данилу-мастера. Еще одно его изобретение — несомненно, важное и крайне полезное, невероятно облегчающее человеческий труд.

— Весьма впечатляет! — искренне покачал я головой. — Все это крайне масштабно, ново и перспективно.

— Сам процесс добычи тоже усовершенствован. Мы — сторонники технического прогресса, и наши мастера, — легкий кивок в сторону Данилы, — настоящие умельцы! Шпуры бурятся не вручную, как было прежде, а самыми современными механизмами — буровыми перфораторами, они приводятся в движение паровыми двигателями. Бадьи с породой поднимаются наверх при помощи электричества. Волокуши тянутся из второстепенных выработок к главному откаточному штреку так же не вручную, все механизировано — локомотивы так же на сжатом воздухе или электричестве, бесконечные канаты-лебедки, весьма удобно и экономит много времени. Раньше мы использовали лошадей, они могли тянуть сразу до десяти вагонеток разом — у нас даже были устроены подземные стойла, — но теперь всех лошадей пустили на доставку руды к цехам. Крепления всех выработок делаем не только деревом и камнем, но и железом, сталью. Рабочие спускаются вниз в специальных подъемниках. Несчастных случаев у нас практически не бывает!

— Очень, очень любопытно. Признаться, к горному делу я не имею ни малейшего касательства. И прежде даже не подозревал, насколько это интересное и сложное занятие. Я обязательно напишу в отчете о ваших достижениях. Уверен, император не оставит без внимания столь похвальную инициативу и обязательно отметит и наградит всех, кто способствовал успеху сего предприятия. И, конечно, вас, господин Хорьков, я не забуду упомянуть в отчетах. Кому как не мне знать, что без правильной бухгалтерии и учета любое начинание быстро провалится. Делопроизводитель — один из важнейших людей в любом гешефте, тем более таком масштабном, как управление рудниками…

Пока я лил елей ему в уши, мы постепенно подошли к входу в штольни. Хорьков от моей речи то краснел, то бледнел, но я видел, что ему приятно и он уже прикидывает новые перспективы. Лесть — страшнейшее оружие! С тем же Казбеком эти методы я бы и не подумал применять — не тот типаж. А вот Хорьков плыл. И надо было давить дальше.

— Глядишь, и орденом наградит, в чине повысит, а то и пенсион какой устроит пожизненный. Наш император щедр!

— Вы правда думаете, что он может дать мне орден? — воодушевился Хорьков. Мелкая душонка, вот на чем ты посыпался — тщеславие! Признания захотелось, славы, почестей.