Патроны чародея
Шрифт:
– Ничего, – сообщил он, – ты уже отмахнулся, можно сказать.
Впереди распахнутые городские ворота, а за ними еще шире распахнутый во весь божественный размах залитый солнцем мир с сине-зеленым небом и двумя солнцами: огромным оранжевым и крохотным зеленым, что быстро-быстро бежит по небосводу с таким видом, словно что-то сперло и торопится утащить в нору.
– Расскажи о химерах, – попросил я.
Фицрой повернулся в седле, на лице мгновенно отразилось сильнейшее недоумение.
– Ну тебя и заносит!..
– Скорее, ассоциации, – ответил я. – С химерами, как мне кажется, придется встречаться даже чаще, чем с королевой. Хотя не знаю, от кого вреда больше… Так что хорошо бы знать их уязвимые и прочие места.
Он подумал, почесал в затылке.
– Ну как тебе сказать… Они сильнее, крепче, быстрее… Если кто схватится с химерой, я на него не поставлю. С другой стороны, они глупее.
– Глупее? В чем?
– Может, – уточнил он, – и не глупее, но соображают медленнее. Даже в драке, если быстро сменить тактику, то не успевают… можно победить. Если сам успеешь. Ну, что еще… Ага, не умеют сбиваться в стаи, что сам понимаешь, как для нас здорово!
– Еще бы, – пробормотал я. – Людям бы тогда вообще конец… Значит, перерождаясь из людей, начисто теряют социальность?
Он не понял, но многое хватает по интонации, подтвердил:
– Даже семейные люди, превращаясь в химер, становятся одиночками.
Что-то щелкнуло в моих мозгах, я спросил с усилием:
– Но те адепты Ордена Алого Света выискивают химер среди людей. Значит, химеры все-таки могут жить социально?
Он помотал головой.
– Нет, только как люди. Но людьми быть неинтересно. Химеры сильнее, здоровее, а еще у них никаких забот! Ты когда-нибудь слышал, чтобы хоть одна химера повесилась или утопилась? И я не слышал. Это может делать только человек!
– Да, – пробормотал я, – человек – это звучит гордо. И, видимо, тяжко. Значит, химеры получаются из людей, что попадают под свет трех лун…
Он уточнил:
– Иногда получаются. Но и те чаще всего быстро мрут. Зато выжившие живут намного дольше людей. Даже не знаю насколько. Потому химер еще на свете хватает.
Он захохотал, пустил коня в галоп. Ну не может человек долго вести мудрые и возвышенные беседы…
Я догнал, поравнялся с его конем и спросил:
– Слушай, а как насчет животных? Зверей всяких?
Он пожал плечами.
– Если корова или коза какая вдруг выбежит из сарая во время трех лун, хозяин ее тут же режет, чтобы хоть мясо не пропадало. А лесные… просто не знаю.
Я покосился в сторону далекого леса, темный и страшноватый, несмотря на солнечный день, а когда в такой въедешь, конь отказывается идти через завалы в вечный сумрак, даже в ночь, что царит в глубинах.
– Если люди превращаются в невесть что, – проговорил я, – то и звери наверняка…
– Химер бояться, – сказал он беспечно, – вроде бы и не жить? Чародей Ярвуд вообще в таком лесу жил. И радовался.
– Урод, – сказал я.
– Кто не урод, – ответил он, – тот неинтересен. Он был великий чародей! Только его рукописи до сего дня так и не удалось расшифровать и прочесть…
Я сказал решительно:
– Бред какой-то. Я вот не верю ни в какие зашифрованные рукописи! Это сказки выживших из ума старух и всяких жуликов.
– Почему?
– А какой смысл, – спросил я, – зашифровывать?.. Чтобы никто не прочел?..
– Чтоб пользоваться только самому!
– Согласен, – ответил я, – а дальше? После смерти?.. Какой маг захочет, чтобы его достижения были забыты? Любой возжелает, чтобы ученики продолжили его открытие, развили, усовершенствовали, назвали его именем королевство или весь континент!
Он посмотрел с интересом.
– Правда?
– А что, – спросил я, – нет?..
Он покачал головой, не сводя с меня пристального взгляда.
– Странный ты какой-то. То последняя свинья, то о людях заботишься. Конечно, если это тебе ничего не стоит, ха-ха!.. Но с таких, как мы, и это уже что-то?
Я буркнул:
– О людях забочусь как бы о роде человеческом! А все отдельные особи пусть хоть сейчас передохнут.
– Обо всем человечестве заботиться удобнее, – согласился он. – Вроде бы ничего и не делаешь, а заботишься. Верно?
Двое всадников на хороших конях и с большими вьюками на запасных лошадях, тоже молодых и сильных – это не бедные крестьяне, так что едва мы отъехали от города не больше десяти миль, как я ощутил справа от дороги, где густые заросли кустов, странный такой холодок, словно там за ними небольшой ледник.
– Хорошее место для засады, – сказал я и неспешно вытащил пистолет. – Как думаешь?
– Хорошее, – согласился он и так же неторопливо и картинно начал извлекать из ножен меч. – Чувствуешь, да?
– Просто трушу, – ответил я. – Я демократ, а для демократа и гуманиста трусить – признак высокого социального развития.
Кусты распахнулись, на дорогу разом высыпало четверо оборванных и страшных мужиков с перекошенными злобой мордами. И хотя знаю насчет приема устрашения, им не наши жизни нужны, а кошельки, вьюки и кони, но сердце в страхе замерло, а пистолет в моей руке дернулся в отдаче как раз в момент, когда вожак раскрыл рот для грозного: «Кошелек или жизнь!»
Фицрой поднял коня на дыбки, развернул на двух ногах и бросил на троих таких же грозных и отвратительных позади вожака. Меч его страшно сверкнул в воздухе. Ближайший разбойник не успел завалиться с разрубленной головой, как сверкающее лезвие начисто снесло голову его соседу.