Патрул
Шрифт:
По тропинке в гору поднимется бродяга, как всегда, полностью сливаясь с пейзажем.
В доме отшельника. Монах продолжает простираться. Молитва больше не звучит. Заходит бродяга. Монах вскакивает на ноги. Оба кланяются друг другу.
– Привет, Барчунг!
– Привет, Дилго, привет!
– Хорошая погода, - улыбаясь, говорит странник. – Отличная погода.
Монах выглядывает за дверь. В темное помещение врывается свет и цвет великолепного утра. Барчунг счастлив. Похоже,
– О-о!
– гость с уважением кивает на коврик монаха.
– Каждый день я делаю триста простираний.
Монах собирается свернуть коврик.
– Хорошая идея, - одобряет гость, останавливая хозяина. – Можно?
– На здоровье, - разрешает тот.
Бродяга выполняет на коврике монаха полные простирания перед алтарем.
– Хороший коврик, - хвалит он, закончив. – Мягкий, комфортный коврик.
Монах не замечает иронии.
– А мне казалось, вы зрелый практикующий, типа махасидхи, - уже без иронии продолжает Дилго. – Думал, вы давно закончили отбивать поклоны. Думал, простирания нужны только тупицам типа меня.
– Подлинные йогины простираются всю жизнь. Великий Лонгченпа семь лет простирался и читал мантру Ваджрасаттвы, пока сам не стал как Ваджрасаттва.
Монаху, наконец, удается свернуть коврик, он на него садится. Гостю предложено сесть на более удобную подушку.
– Перед учением давайте споем молитву, - говорит монах.
Он начинает распевать «Драгоценную бодхичитту». Дилго, поймав мелодию, подпевает. За кадром идет перевод:
– Драгоценное всепроникающее сострадание!
Пусть зародится оно там, где еще не зародилось,
Да не убудет там, где уже зародилось,
И пусть распространится все дальше и дальше!»
Во время молитвы монах украдкой заглядывает в лицо бродяги. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что у драгоценного сострадания сейчас есть шанс распространиться до звезд.
Очередной день учений. Панорама гор, долин.
По знакомой тропинке в гору поднимается странник. Дверь в домике монаха открыта. На пороге стоит Барчунг Гампо в ожидании ученика. Дилго приближается к дому.
В доме монаха.
Учитель и ученик вновь распевают «драгоценную бодхичитту» перед началом занятий:
– Драгоценное всепроникающее сострадание!
Пусть зародится оно там, где еще не зародилось,
Да не убудет там, где уже зародилось,
И пусть распространится все дальше и дальше!»
Пока Барчунг Гампо дает учение, мы совершаем экскурсию по танкам, украшающим его келью. Авалокитешвара, Белая и Зеленая Тары, Будда Амитабха, - главные герои сцены.
– Природа Будды присутствует в каждом живом существе, - рассказывает монах. – Но буддой становится лишь тот, кто отважился поставить свою невидимую природу превыше всего видимого. Будда осознал себя несуществующим,
До тех пор, пока мы не решимся поставить несуществующую природу выше всего существующего, мы обречены на существование и страдание.
Будда дает нам прибежище и чистую землю. В чистой земле каждый может осознать свое несуществование, а благодаря прибежищу победить страх. И если мы действительно верим Будде, не боимся, не ищем нового рождения вовне, если нас устраивает небытие себя, то проявляется подлинная природа. Природа Будды. Когда пресечено рождение, пресекается смерть, пресекаются болезнь и страдание. А когда прекращено страдание, на освободившемся пространстве мы находим великое блаженство.
– Что есть великое блаженство? – спрашивает Дилго.
– Природа любого блаженства - сострадание.
– Разве возникнет сострадание там, где прекращено страдание?
– Достигнув просветления, мы прекращаем свое страдание - страждущее я обанкрочено. Но мы не сможем прекратить страдания бесчисленных существ – они-то остаются.
– Прекрасно, прекрасно! И каким же образом Будда дает чистую землю?
– Есть Будда – есть и чистая земля. Мы просто в ней присутствуем. Будда не дает землю обычным образом. Если б это был обычный кусок земли, мы бы его разменяли на плоды сансары. Чистые земли Будд неделимы ни в пространстве, ни во времени. Они просто есть.
– Вы их видели?
– Их нельзя увидеть, – улыбается монах.
– Это не то, что можно лапать или ухватить рукой.
– Но ведь Будды проявляются в том, что позволяет испытать сострадание? – припоминает ученик.
– Да, да… Где сострадание, там Будды. Это так.
– Значит, в чистой земле все-таки что-то происходит?
– Предполагает ученик.
– Что-то видимое. Когда я вижу рыдающего ребенка или слепого, потерявшего дорогу, можно ли считать то, что я испытываю, состраданием Будды?
– Конечно! – заинтригован учитель.
– Но рядом может пробежать собака. Она даже внимание не обратит на рыдающего ребенка. Будда является внутри, а не во вне. Он невидим.
– А если вместо собаки пробежит Будда? Он испытает сострадание к несчастному ребенку? Или тоже не обратит внимания?
– У-у-у… - чешет за ухом монах.
– Так, где же будда? Внутри или во вне?
Учитель и ученик стоят возле изображения Авалокитешвары.
– Тысячерукий Авалокитешвара, - представляет монах. – Один лама сказал, что каждый из нас может считать себя Авалокитешварой, если за день проявит сострадание, пусть, не тысячу, пусть, хотя бы четыре раза.