Патрул

Павлов Айдар

Тогда еще раз, внимательно!

У нас нет прошлого - есть только мысли о прошлом - они прозрачны и легки.

Где они?... Где?

У нас нет будущего. Если появляются мысли о будущем, они прекрасны как радуга.

Смотрите, монахи!

Зачем это цеплять, зачем это толкать? Даже если б это можно было ухватить, зачем оно нам?

(Патрул смеется)

В завершение учения все дружно поют Ваджра Гуру мантру и подходят к Ринпоче за благословением.

Сопровождающие

ламы показывают Патрулу комнату, в которой ему предстоит отдыхать. Это не келья, скорее, номер VIP. Лама Ньима с почтением перечисляет имена и регалии всех важных лам, останавливавшихся в этой комнате:

– Здесь бывали Конгтрул Ринпоче, Тобьял Цеде Ринпоче, Тинджол Ринпун Ринпоче, Тулку Чунта Ринпоче, Цонам Дордже и многие другие.

Чидзин Вангьял солидно кивает, как только Ньима Анго озвучивает очередной титул.

– Большое спасибо, - благодарит Патрул с улыбкой, небрежно закидывая походный мешок на кровать, покрытую дорогим покрывалом. – Поверьте, я этого не стою. – Он скромно оглядывается.

– Может быть, только Вы этого и стоите, - значительно произносит лама Чидзин.

Сопровождающие уходят, оставив Патрула одного.

Задумчиво почесывая подбородок, Ринпоче осматривается. Он чувствует себя ребенком, запертым в клетке. Ребенок хочет гулять. Пышные шмотки его душат.

Подумав, Патрул выглядывает в окно. Темнеет. Взору открывается великолепный сад. Вокруг ни души.

Сначала из окна вылетает походный мешок Ринпоче, затем вылезает он сам. Ловко спрыгнув на землю, Патрул пересекает сад, выбирает в саду самое укромное место, садится в позу медитации. Он счастлив счастьем птицы, вырвавшейся на свободу.

Ночь. Тишина, сверчки, звезды, луна и Ринпоче. Патрул лежит в том же месте, где мы его оставили. Его глаза широко открыты, тело неподвижно, ум слит с бездонным безоблачным пространством Всеблагого.

Утро в окрестностях монастыря. Восход солнца, завораживающие пейзажи гор, долин и лесов.

Утро в монастыре. Монахи в хозяйских хлопотах.

Знакомый монастырский сад. Оживленное движение. Туда-сюда носятся молодые монахи, чинно разгуливают старые.

Укромное место в саду. Скрытый от глаз большинства монахов травой, лежит Патрул – на спине, как мы его оставили, но глаза закрыты, Ринпоче спит.

Патриархи монастыря Ньима Анго и Чидзин Вангьял на размеренной утренней прогулке в саду находят спящего Патрула Ринпоче, некоторое время молча наблюдают за ним метров с пяти, затем величаво удаляются в другую сторону сада.

На лице ламы Ньимы написано недоумение с деликатной долей брезгливости:

– Если бы Патрул был просветленным, он не смог бы спать, - замечает он, отойдя на безопасное расстояние от спящего.
– В текстах ясно

говорится, что просветленные не засыпают, как бараны, а входят в состояние ясного света.

– Его святейшество Далай-Лама не раз признавался, что спит по десять часов в сутки, - парирует лама Чидзин.

– Но Далай Лама не просветленный!

– Зачем вы мне об этом говорите? Напишите это в канцелярию Далай Ламы. Только, пожалуйста, повычеркивайте такие слова, как «бараны», они не продвинут имидж монастыря.

– Далай Лама великий учитель, в конце концов, предводитель народа, - спешит оправдаться Ньима Анго.
– Он не может позволить себе бросить людей ради практики Дхармы. Он не Будда Шакьямуни и даже не Миларепа. Далай Лама не претендует на звание реализованного йогина.

– А Патрул претендует?

– А что, не заметно? О Патруле уже несколько лет говорят, как о просветленном.

– Существует огромная разница между тем, что о вас говорят, и тем, на что вы претендуете. – Лама Чидзин останавливается, чтобы в упор посмотреть на собеседника, как бы адресуя ему слово «вы».

– Давайте без оскорблений, - сдается лама Ньима, подняв руки вверх и невинно улыбаясь.

– Давайте, - соглашается лама Чидзин.

Сняв с прицела собеседника, Чидзин Вангьял вальяжно возобновляет прерванную прогулку.

– Просветленный – это не титул и не должность в монастыре, а просто констатация факта, – после паузы продолжает оправдываться Ньима Анго, много жестикулируя.
– По-моему, Патрулу Ринпоче до просветления, как отсюда до Бодхгаи. Вы видели его там… в углу сада?

– Ну и что?

– Ничего. Его пушкой не разбудишь.

– Справедливости ради, мы и не пытались.

– Если он успеет проснуться к началу своей лекции, я, возможно, допущу в нем долю некоторой реализации, - ехидно ухмыляется Ньима Анго.
– Но что-то говорит мне…

– Вам говорит зависть. Оставьте Ринпоче в покое, пусть делает, что хочет.

– Во мне говорит сострадание. Сострадание к монахам, которые за ним последуют. Если монахи начнут делать, что хотят, наплюют на заповеди, они мигом выродятся из монахов в объекты сострадания.

– Поверьте, если б монахи с таким же восторгом слушали ваши учения, как учения Патрула, от вашего сострадания не осталось бы следа.

– Нет необходимости сострадать тем, кто слушает дхарму безошибочного пути. Таково благословение Будды.

– О-хо-хо-хо! – громко смеется Чидзин Вангьял. – Как скромно!

– Патрул умеет подкупить публику, - соглашается задетый за живое лама Ньима. – Красноречив, как демон. Но разве истина в том, чтобы соблазнять толпу?

– Истина в том, что мы цепляем ярлык демона на любого, кто превосходит нас в красноречии, - с искренним сожалением произносит Чидзин Вангьял, не исключая из «мы» самого себя. – Явись нам Будда, мы бы и его записали в демоны. Наверняка Будда быстрее поладил бы с Патрулом, чем мы друг с другом в одном монастыре.