Паучий замок
Шрифт:
— Кайтар, а Кайтар! Отец не даст жениться! Ты ещё сосунок! — весело и язвительно кричит Крен, которого этот разговор отвлёк от болячки.
Пашка вздрагивает, не оборачиваясь, грозит кулаком, потом зыркает в нашу сторону назад и, видя ржущие рожи, сам улыбается:
— Да, ладно вам! А может, разрешит?
Мишка, немного ошарашенный, думает о том, какой он всё же ненаблюдательный, а принц, оказывается, не зря называется Охотником. Они всё также шаг в шаг идут по 'дороге', ноги сами знают, что нужно делать.
—
— Так не бывает. Но я понял, ты не об этом спросил. Другие не поймут, а ты — сможешь. Когда ты кидаешь камень, то думаешь, вспоминаешь, отдаёшь приказ руке, эти действия требуют работы от головы и их можно услышать, это несложно, трудно только выделить из всех мысли одного ирита. Или любого дивого существа.
— И как быть?
— Если все кричат, а ты хочешь услышать одного, то что тебе нужно делать?
— Не знаю… Никогда не задумывался… Я как-то настраиваюсь, чтобы слышать одного, а других — нет.
— Ну, правильно, настраиваешься. Когда ты смотришь на ядовитую керзу, то не замечаешь ни кустов, на которых она сидит, ни камней вокруг, а только её! Вот тебе и ответ.
— Ну, это я, как раз, понимаю. А как чувствовать сами мысли?
— Те, которые остаются в голове, никак. А вот приказы, которые отдаёт чужая голова своему телу, предмету, другому ириту, можно заметить, они долго витают вокруг своего владельца, как круги в воде и эти круги можно услышать, анализировать, обдумать.
— То есть, сейчас идёт двенадцать ребят и я могу расслышать каждого?
— А зачем тебе — каждого? Я же об этом и толкую! Сможешь расслышать только общий шум! Напрягись, Мроган! Пойми — трудно выбрать. А выбирать ты будешь кого? Того, кто тебе сейчас важен. Од-но-го! Если ты собираешь ягоды, то не видишь камни, они тебе не нужны. А если стоишь в дозоре, не будешь слушать шум ручья, будешь ловить шорохи шагов, твоя голова сама перестраивается и слушает только то, что нужно. Ну, вот и слушай!
— Верт, я сейчас вообще ничего не чувствую! А если почувствую, то как я узнаю, кого именно я услышал?
— Ну, Мроган, прямо как ребёнок! Ты, разве, сразу научился ходить, говорить? Тебе вдалбливали по одному звуку: — 'Скажи ааа, скажи мааа, скажи маа-маа'- а сейчас — вон, как болтаешь, прямо как большой…
— И кто мне скажет: — 'ааа'?
— Никто! Сам слушай, сопоставляй. Только помни, что самые сильные звуки души бывают в моменты самых сильных потрясений. Вот, камень. Если ты сейчас случайно ногой откинешь его, то вообще ничего не будет, если небрежно бросишь рукой, будет слабый сигнал, а вот, если с силой бросишь в злейшего врага, чтобы убить его — то получишь наибольший сигнал.
— Значит, надо ловить сигналы и смотреть, кто их произвёл и почему?
— Ну, да, конечно. И стараться, чтобы это был один сигнал. Иначе ты запутаешься в том, от кого они пришли.
— Как
— Я же — Охотник. Я ставил капканы уходил недалеко и садился слушать только мысли, так, чтобы ни видеть, ни слышать свою жертву. Только предсмертный крик мозга. Закрывал глаза и уши.
— Но это же жестоко!?
— Ты, уж, вообще даёшь! А убивать ради еды — не жестоко? Так я их потом съедал. В благодарность за учёбу.
— А сейчас ты слышишь что-нибудь?
— Да!… К сожалению. Я думал, обойдётся… За нами идут! Причем, не по дороге.
— Как ты ЭТО узнал?
— Были сигналы боли. Кто-то, возможно, упал и очень злился, хотел ударить другого. А на дороге, ты же видел, упасть негде.
— А в каком они месте?
— Ничего не могу сказать. Это же не уши, не глаза, я просто слышу и всё.
— Так надо что-то делать?
— Если бы знать, что именно! Во-первых, не надо дёргаться. Идём себе и идём. Будет привал, скоро, подумаем.
— Слышь, гонец! А ты можешь узнать, приближаются они или нет? — Это Крену спереди надоело просто слушать, интересуется, а глаза-то уже забегали вокруг в поиске врага.
— Ну, ты чудак! Причины-то разные, кто-то — упал, а кто-то просто корзину поправил за плечами, голоса-то разные. Я чувствую, что рядом чужие, уже хорошо… А, вон, уже и привал.
Дорога вышла на плоскую площадку, густо отмеченную следами проходивших путников, по времени пора отдыхать, к переднему часовому, уже скинувшему свою корзину, подтягивается группа, все снимают осточертевшие тяжести, а через некоторое время и задний часовой подходит.
— Стоп! — кричит Мишка, напуганный сообщением принца — Значит, внимание! — ждёт, пока все замолчат — Есть опасность, что за нами следят, поэтому ходить по нужде половиной группы, с оружием, остальным быть здесь, смотреть, не расслабляться, потом поменяетесь. Не разбегайтесь. И не орите!
Начинается ходьба в кустики и Мишка тревожно отмечает, что команда его топчется как аргаки, оставляет столько следов, что только слепой их не унюхает, даже, если Верт неправ, дисциплину надо восстанавливать. Крен сидит, перевязывает обувь и тревожно передаёт недоумевающей команде суть разговора, который услышал, хотя и не понял почти ничего.
А Мишка думает о том, что ещё неясно, что лучше, слышать неизвестно что, или идти себе в неведении в прекрасном настроении? Наконец вся команда в сборе. Охотник выходит в центр, поднимает руку, но его считают чужим и суетня успокаивается очень медленно.
— Вы уже слышали. Кто-то лезет к нам, я думаю, от Мертвого Перевала. Можно, конечно, идти дальше, но лучше видеть чужую спину, чем подставлять свою. Вы, конечно, храбрые воины, но предлагаю пересидеть и поставить наблюдающих, заодно и отдохнёте, и всё это, пока снега нет, а то под перевалом следы уже не скроешь.