Паук приглашает на танец
Шрифт:
— Прежде её любили, считая другой. Но в последние недели поползли слухи, и отношение к ней резко переменилось.
Я с болью представила, как тяжело и одиноко было Матильде в этом враждебном окружении. Люди всегда жадны до осуждения. Теперь объяснилось и их нежелание вспоминать мою предшественницу.
— Вы кому-нибудь об этом рассказывали?
Его лицо сделалось холодным.
— Нет, и вы не должны.
— Но ведь Матильда исчезла после ссоры. Здесь налицо связь! — в волнении вскричала я. — Почему вы ничего не предприняли? Нужно немедленно ехать к инспектору и всё ему рассказать! — забывшись, я
Он не двинулся с места.
— Я не стану этого делать. И буду всё отрицать.
Я с отвращением отдернула пальцы и вытерла о платье. Последнее движение было бессознательным, но он заметил. Тонкие ноздри раздулись.
Мы снова неприязненно уставились друг на друга.
— Вы ведь понимаете, что речь идёт о возможном преступлении. Так почему вы покрываете графа?
— У меня есть свои причины.
— Боитесь лишиться жалованья? — буквально выплюнула я и тут же испугалась, видя, как потемнело его лицо.
Но он вдруг ответил совершенно спокойно:
— Прежний хозяин Ашеррадена был очень добр ко мне. Заменил отца, которого я никогда не знал. А с самим графом нас связывают… давние узы.
— Давние узы? Общие преступления, хотите сказать?
Он сжал кулаки, так что побелевшие костяшки чуть не проткнули кожу, и осведомился свистящим шёпотом (никогда не думала, что шёпотом можно кричать):
— Вам знакомо понятие преданность, мисс Кармель?
— Конечно! — он почти нависал надо мной, но я не отступала, глядя ему прямо в лицо. — Так же, как дружба и справедливость. А вам, наверное, очень покойно под крылышком графа. Сидите себе, чистенький, в сторонке, и вроде бы ни при чём. Можно мирно спать по ночам. Так знайте, что вы ничем не лучше! Напротив, много хуже, потому что ясно видите зло и позволяете ему твориться!
— Не говорите мне о том, что я чувствую! — прорычал он.
Я понимала, что ступаю по краю, но меня несло волной гнева и безрассудства.
— Но самое любопытное в вашем рассказе то, о чём вы умолчали! — продолжила я. — Или, думаете, я забыла, что вы говорили в бреду?
Он заготовил что-то резкое в ответ, но тут вдруг осекся и на миг потерял прежнюю уверенность.
Повисла пауза.
— Не буду скрывать, — ответил он натянуто, но спокойнее, чем можно было предположить. — Мисс Лежер яркая особа. И её… манера общения поначалу ввела меня в заблуждение.
— Вы решили, что нравитесь ей? — фыркнула я.
Едва ли я задела бы его больше, вылей я на него ушат помоев.
— Она не спешила меня разубеждать.
Я ему не поверила.
— Миниатюра! — вдруг вспомнила я. — Та, которую вы храните в книге! Её ведь написала Матильда? Как она к вам попала?
— Подарок.
— Неужели? — я сузила глаза, надеясь унять жжение ненависти в них. — А знаете, что я думаю?
— Нет, но вы, видимо, сейчас скажете. Невзирая на моё желание.
— Я думаю, Мэтти вас отвергла.
Он промолчал.
— И вы не стали с этим мириться…
— Осторожнее, мисс Кармель, — начал он.
Но мне было уже не до осторожности.
— …и её ссора с графом пришлась как нельзя кстати. Как ловко вы всё придумали. Дождались удобного момента. Кто после такого заподозрит вас?
Он перестал сдерживаться.
— Да вы просто слепая! — прошипел он
— Да что такому-то, как вы, может быть известно? — не отставала я.
— Такому, как я? — заорал он с перекошенным лицом. — Уроду, хотите сказать?!
— Человеку, не знакомому с муками совести!
Повисла долгая тягостная пауза.
— Что вам знать о муках.
Он развернулся и заковылял прочь.
А я осталась стоять, глядя ему вслед и ужасаясь содеянному. Гнев как рукой сняло. Что я сделала, зачем всё это ему наговорила! Я едва не застонала, сообразив, что сама же и оборвала последнюю ниточку, ведущую к Матильде, своим острым языком. Теперь можно не сомневаться, что к вечеру меня отсюда выставят.
Ну почему рядом с ним мне всегда так трудно сдержаться? Может, мистер Хэлси прав, и у нас физическая несовместимость? Но сделанного не воротишь, и я с тяжелым сердцем двинулась обратно в замок.
ГЛАВА 39
Я не стала возвращаться на дорожку, предпочтя идти под сенью деревьев, на случай, если кто-то в замке наблюдает. В голове крутился наш с мистером Фарроучем разговор, и я всё не могла понять, что в нём не так. Казалось бы, я высказала всё верно и мне не в чем себя упрекнуть, кроме несдержанности. И всё-таки что-то меня смущало. Была ли я права с последним обвинением, или мне просто хотелось оказаться правой? Не знаю. Увы, не вызывало сомнений одно: ранее я сделала ряд неверных выводов.
Прежде я и мысли не допускала, что Матильда, несмотря на некоторую беспечность, может так запутаться. А убитые зверьки… как легко было приписывать мистеру Фарроучу то, чему не могла найти объяснения, но в чём интуитивно распознавала зло! Гнусные поступки очень подходили под его вечно насупленное выражение и неживые глаза. Я тут же себя одёрнула: эдак я перестараюсь, обеляя его. А как же книги, посещение кладбища и прочие темные атрибуты? Про них он ничего не сказал.
Я вертела все известные мне факты в голове и так и эдак, переставляя и компонуя их, чтобы соседние кусочки сошлись, и так увлеклась, что, услышав голоса, поначалу приняла их за продолжение диалога в моей голове. Тем более что и доносились они откуда-то сверху. И лишь уразумев, что они были мальчишескими, я остановилась и огляделась. Говоривших нигде не было видно, но беседа доносилась из кроны росших в стороне буков.
— И как ты их достаёшь! — восхищённо протянул первый.
— Ты всё равно не сможешь, — снисходительно заметил второй.
— Чего это? — обиделся первый.
— Чистенький больно, не приучен.
Я подняла глаза и с удивлением заметила на одном из буков деревянный домик, из тех, что родители нередко устраивают для своих детей. Вернее, не совсем из таких, и я даже не сразу поняла, что это именно домик. Расположенный на довольно опасной высоте и хорошо спрятанный листвой, он представлял собой уменьшенную и довольно грубую имитацию старинного корабля: ограждение вытянуто на манер носа, свисающие верёвки заменяют снасти, а грот-мачтой служит сам ствол.