Паук в янтаре
Шрифт:
Я ожидала, что супруг будет злиться, но Доминико воспринял неожиданное пополнение в семействе на удивление спокойно — во всяком случае, куда лучше, чем мой рассказ о визите во дворец стерио. Черная энергия взвилась вокруг нас неистовым штормом, когда я упомянула о встрече с Аурелио и считанном мной ментальном следе. Лицо Доминико оставалось бесстрастным, но теперь, когда я снова чувствовала магию супруга, мне легко удавалось смотреть сквозь эту маску.
Он испугался за меня. Испугался — и пришел в ярость.
— Меньяри… — процедил он, и чуткий кот моментально
— У нас нет доказательств, — тихо напомнила я. — Поведение Аурелио было возмутительным, но… в Иллирии нет законов, запрещающих мужьям поднимать руку на жен.
Две пары желтых глаз поглядели на меня с немым укором. «Есть, — словно говорили они. — Законы совести и чести. Не выпускать когти, не бить того, кто слабее. Разве такое поведение достойно мужчины — будь он хоть человеком, хоть котом?»
Я лишь вздохнула в ответ. Как бы мне ни хотелось верить в благородство, реальный мир был совсем не таков. Я слишком долго жила в тюрьме и чувствовала слишком многое, чтобы позволить себе заблуждаться.
Доминико устало потер виски. Лишь сейчас я заметила, насколько вымотанным выглядел в последнее время супруг. Пересадив кота на колени, я кивнула на диван, и Доминико с готовностью опустился рядом. Приобнял меня за плечи, привлекая к себе, горячими пальцами обвел контур лица. Его губы, манящие, притягательные, были так близко, и черная магия, вторя моим мыслям, всколыхнулась вокруг нас, предлагая вновь ощутить полноту слияния, эйфорию энергетического обмена. И мне хотелось забыться, хотя бы ненадолго отрешиться от оплетшей Веньятту паутины кошмара.
Несколько минут мы просто сидели в тишине, наслаждаясь близостью.
— Дари упомянула, что братья тесно общались, — проговорила я, возвращаясь к реальности. — Они могли быть в сговоре. Если заставить Витторио признаться и дать показания в суде…
— Я был у него. Сегодня и… не первый раз. Витторио Меньяри не отрицает, что действовал не один, но и не подтверждает этого. Добиться от него внятного ответа невозможно: он или притворяется невменяемым, или разыгрывает дешевую комедию с собою в главной роли.
— Ты верховный обвинитель, глава законников Иллирии. Может, предложить что-то Витторио в обмен на откровенность? Тюремное заключение вместо казни? Смягчение условий содержания — само собой, в разумных пределах?
Доминико покачал головой.
— Бесполезно. По его словам, ему ничего не нужно. Единственное, чего ему хочется — поговорить с тобой. Но это… Это совершенно недопустимо.
Супруг коснулся моей руки.
— Мы найдем другой способ, Яни. Не волнуйся, я придумаю, как заставить Аурелио Меньяри проявить себя. Есть способы разговорить любого заключенного…
Воздух вокруг нас заискрил от темной энергии, готовой обрушиться яростным штормом, вырвать ответы силой. Я мысленно потянулась к супругу, пытаясь унять опасную бурю. Сейчас было не время для необдуманных, рискованных поступков.
— Я
Поймав мой упрямый взгляд, Доминико нахмурился.
— Исключено. Это, скорее всего, ловушка. Или очередная попытка поглумиться над беспомощностью законников, как он постоянно делал в суде. Нужно другое решение, и нужно найти его как можно быстрее — после летнего бала Меньяри уедут.
Кот боднул меня в ладонь, требуя ласки. Я почесала зверя за ухом, и одновременно со мной Доминико тоже наклонился вперед. Наши пальцы соприкоснулись, переплетаясь. Супруг замер, и темный энергетический шторм вокруг него притих, успокоился.
Негромкое покашливание помощницы Доминико по хозяйству вырвало нас из раздумий.
— Милорд, миледи, к вам гостья, — сообщила она. — Леди Тианна стерио.
Тревога всколыхнулась внутри — как бы я ни была рада видеть мачеху, я подозревала, что причина, по которой она решилась покинуть отца в его состоянии, вряд ли могла оказаться приятной.
Мачеха замерла на пороге. Она была одета в свободное строгое платье с высоким воротничком. Серо-стальной цвет ткани только подчеркивал ее бледный и болезненный вид. Под глазами залегли темные круги, лицо осунулось, опущенные уголки губ подрагивали, выдавая волнение. Живот казался огромным — видимо, она вот-вот должна была родить.
Тианна тяжело опустилась в кресло напротив нас. Скомкала в пальцах тонкий расшитый платок и замерла, не решаясь начать разговор. Ее взгляд, болезненный, неверящий, застыл на моем лице. Наконец ей удалось выдавить слабую улыбку.
— Яни… По дворцу прошли слухи, что ты приходила сегодня… Я сперва не поверила, не хотела давать себе и Бальдо ложную надежду. Нам сообщили, что ты пропала без вести во время пожара в Бьянкини и скорее всего погибла… Но вот я вижу тебя своими собственными глазами. И… — мачеха подалась вперед и заговорила сбивчиво, торопливо. — Я так виновата перед тобой, девочка моя. Что испугалась тогда, что не смогла защитить. Не настояла, побоялась вызвать гнев мужа. И Бальдо… можешь не верить, но весть о твоей смерти очень повлияла на него. Он… любит тебя, хоть и не умеет это проявлять. Ему это тяжело дается, он…
Я устало прикрыла глаза и зарылась пальцами в черный кошачий мех. Тиа… Она всегда поддерживала и защищала супруга, и зачастую казалось, что она делала это по велению сердца, a не по долгу хорошей жены. Но Бальдо, каким его видела она, был бесконечно далек от властного лорда Бальдасарре Астерио, моего сурового и холодного отца.
— Не надо, Тиа.
Она кивнула, принимая мой выбор.
— Позволь лишь сообщить твоему отцу, что ты жива. Мне бы хотелось, чтобы он узнал это от кого-то из близких, а не из дворцовых сплетен. Ему сейчас… очень плохо, Яни. Очень, — мачеха заморгала, сдерживая заблестевшие в глазах слезы. — Собственно, это одна из тех причин, почему я пришла сюда. Сперва я хотела обратиться к законникам, но в отделе магического контроля мне сказали, что верховный обвинитель уже у себя, и дали этот адрес.