Пауки и иерархи
Шрифт:
Теаган чуть улыбнулся.
— Вашему клану нечего опасаться, я обещаю.
Я кивнул.
— Это хорошо, но меня волнуют не только аль-Ифрит. Я говорю о любых полукровках и квартеронах. По законам Империи они имеют равные права с чистокровными людьми — правила Церкви под вашим руководством не должны этому противоречить. Ничто в работе Инквизиции тоже не должно.
— Иметь в предках демона — не ересь, — мягко проговорил Теаган. — Почему вас это вообще начало тревожить?
Я вздохнул.
— Желаете откровенный ответ? Извольте, но сперва дайте слово, что не оскорбитесь.
—
— Значит, вы принимаете мое условие? Что потомки демонов не пострадают?
— Конечно, я принимаю, — Теаган кивнул…
И солгал.
Как и в прошлый раз, когда я ощутил ложь, ничто в его лице, жестах, голосе не изменилось, но неведомый измерительный прибор внутри меня сказал — он не собирается выполнять мое условие. Аль-Ифрит он действительно не тронет — то обещание было правдивым — но других потомков демонов его Инквизиция будет вылавливать и, вероятно, убивать.
Как там сказал про Теагана Койчи? Мол, ты, Рейн, ему на один зуб, съест и не подавится?
Может, конечно, и не на один зуб, и съесть меня так просто бы не получилось, но, не будь у меня чутья на ложь, я бы ему поверил.
С другой стороны, а чего я ожидал?
Для Теагана, с пятнадцати лет знавшего, что ему предстоит получить высший пост в Церкви и, пожалуй что, в стране — потому как это император подчинялся распоряжениям верховного иерарха, а не наоборот, — так вот, для Теагана его собственное мнение давно уже стало высшим авторитетом. Как мне показалось, он не слишком уважал даже нынешнего главу Капитула, Таллиса. Суд и временное изгнание сильно ударили по его самолюбию, но все же недостаточно, чтобы поколебать уверенность в своей правоте. Причем Теаган искренне верил, что его действия пойдут людям во благо. Я видел в нем то же стремление исправить мир, которое ощущал в себе. Стремление сделать мир правильным и справедливым.
Но где в его восприятии мира вписывался я? Юноша, благословленный редким даром богини, сильный маг — но и только. Причем посланника богини во мне он не подозревал — это ясно выводилось из всех наших разговоров. А значит, не воспринимал меня как равного себе. В его планах мне отводилось определенное место, но и только.
И раз мое условие противоречило тому, что он считал правильным и справедливым, он просто солгал. Причем, думаю, солгал легко и без угрызений совести…
— Рейн, — позвал Теаган. — Что с вами? Вы неожиданно замолчали.
Я смотрел на него, пытаясь решить, что делать.
— Рейн? — повторил он, а потом, потянувшись, похлопал меня по руке, будто хотел разбудить.
Я моргнул — и реальность сдвинулась.
Я видел сияющий светом зал, в котором собрались мужчины и женщины в мантиях, похожих на жреческие, только куда более роскошных. Я видел пустое кресло, стоящее на возвышении, и видел Теагана, входящего в зал и занимающего это кресло — и лицо его было так же молодо, как сейчас.
Я
Я видел чистку Церкви — где даже самый малый грех подлежал суровой каре.
Я видел, как пустеют целые поселения на южных границах — инквизиторы получили власть убивать по собственному суду, и все, имеющие связи с шибинами, подлежат смерти.
Я видел сотни людей с кровью демонов в жилах — убитых. И десятки тысяч таких же, но еще живых — и бегущих на Темный Юг, клянущихся в верности Восставшему из Бездны.
Я видел могущественные кланы, закрывшие границы, поднявшие все барьеры, призвавшие для защиты духов предков — в страхе, что следующими жертвами могут стать уже они. У кого-то из них в предках затесались демоны, у кого-то были обнаружены еретические книги, у кого-то открылись связи с шибинами.
Я видел эти кланы отрекающимися от Церкви и от Пресветлой Хеймы, заключающими пакт с демонами, чтобы выжить.
Я видел заговор иерархов — тех из них, кто оказался достаточно праведным, чтобы пережить чистки.
Я видел преданных и убитых инквизиторов; я видел раскол среди рядовых жрецов и орденцов.
Я видел десятки горящих храмов и многие тысячи безымянных могил.
Я видел Теагана — с перерезанным горлом, лежащего в центре некогда светлого зала; и там, куда стекала его кровь, белые плиты пола трескались и чернели. И чернота эта расползалась все дальше, и трескалась мостовая, расходясь разломами, в которых пылал огонь; и кренились и падали дворцы, и рассыпались песком окружающие Обитель стены.
Я видел, как Первый Храм растекается черной лавой.
Я видел Обитель — видел ее мертвые руины, постепенно покрывающиеся снегом…
Я очнулся.
— Рейн, да что с вами? — на меня встревоженно смотрел вполне живой Теаган. — Может, позвать целителя?
— Я… — я закашлялся, осознав, что горло у меня сухое, как наждачная бумага. — Можно… воды?
— Конечно.
Пил я долго, жадно. Казалось, будто во рту у меня остался пепел, которым покрылась Обитель до того, как снег милосердно спрятал ее мертвый остов.
— Позвать целителя? — повторил Теаган.
— Целитель мне не поможет.
Он нахмурился.
— Вы словно впали в ступор и ни на что не реагировали… Это связано с даром этера?
— Возможно.
Я опять видел будущее? Тогда, в храме в Броннине, прикосновение к фреске вызвало каскад видений, связанных с падением столицы. Сейчас я видел гибель Обители и, судя по всему, самой Церкви.
Или все же не будущее, а один из его вариантов? То, что может случиться, если я позволю.