Паутина из шрамов
Шрифт:
Линди связался с менеджером Гилла, и Энди согласился нас продюсировать, мы считали это своей победой. Когда мы встретились с ним, и он нелестно отозвался о своей предыдущей работе, мы должны были заметить дурной знак. Но мы начали препродюсирование альбома в студии SIR на Санта Монике прямо рядом с Вайн, в паре кварталов от нашего с Дженнифер нового дома. У меня было немного денег, Дженнифер продала MG, и мы наскребли достаточную сумму, чтобы снять маленький домик на проспекте Лексингтон. Он находился в довольно сомнительном районе Голливуда, который приютил всех возможных проституток: от трансексуалов до маленьких мальчиков.
Энди Гилл начал работу над препродюсированием с
Ко всему прибавился и героин. Дженнифер ненавидела меня, когда я принимал кокаин, потому что я исчезал, вёл себя странно и был не самым приятным и дружелюбным человеком. Она не боялась врезать мне, орать и набрасываться на меня. Но однажды вечером мы были в клубе «Power Tools» на окраине города, и я побежал к Фэбу, который недавно переехал в огромный чердак дома в квартале от клуба. Мы пришли к нему, и он продал мне маленький, крошечный, миниатюрный микро-пакетик сильнейшего китайского героина, такого сильного, что его даже не нужно было вкалывать.
Мы вдохнули немного, и это было, как нырнуть в небо. Дженнифер это понравилось, мы пришли домой и занимались сексом двенадцать часов подряд. Это было началом нескончаемой героиновой сексуальной карусели, в которой она и я приняли участие. Но этот первый кайф — чувство, которое вы обречены искать всю свою жизнь, потому что, когда принимаешь в следующий раз, это хорошо, но всё же не так. Тем не менее, китайский порошок был очень дешёвым и казался таким безвредным. Это не было вроде того, что я был на улице, занимаясь странным дерьмом, или вкалывая иглы в руки, оставаясь в итоге с сотнями синяков и капающей повсюду кровью. Это казалось гораздо более изящным, тусоваться на этом чердаке среди картин, французов, вдыхать немного и чувствовать эйфорию. Это длилось и длилось, и когда ты просыпался утром, у тебя ещё было в кармане немного денег. Китайский порошок был очень подлой наркотой. Сначала он показывал тебе рай, а потом открывал ад.
Дженнифер и я начали принимать больше героина, но я всё ещё продолжал свои маниакальные кокаиновые разгулы. Когда я мог, я крал новую машину Дженнифер, старое такси, которое она называла цирковой арахис, потому что он был цвета тех зефирных конфет с орехами. А когда я не мог, мне приходилось идти пешком к моему новому дилеру, писателю, который жил в паре миль от меня. Он занимался и героином, и кокаином, что было довольно удобно для меня. Но у меня с ним не было хороших сделок, с тех пор как он тоже стал принимать. И конечно, я сам был таким клиентом с шилом в заднице, который всегда будил его или просто тормошил, пока он меня не впустит.
Однажды я принимал кокаин у него, но настолько обезумел,
Это сумасшедшее поведение начало вторгаться в мою профессиональную жизнь. Я стал пропускать репетиции и сессии записи. А потом я даже начал пропускать некоторые концерты, включая большое панк-рок шоу в Olympic Auditorium на окраине города, где мы играли с нашими друзьями The Circle Jerks и Suicidal Tendencies.
Я ушёл в разгул за пару дней до этого. И когда день шоу пришёл, я не мог остановиться принимать. Я всё говорил себе: «О'кей, это последний грамм, который я приму, а потом поеду на шоу». То, что я так подвёл группу, было самым мучительным чувством, которое у меня когда-либо было. Но Кейт Моррис (Keith Morris), мой друг из The Circle Jerks, заменил меня. Он пел одну и ту же строчку, «Ты получаешь то, что видишь» («What you see is what you get»), в каждой песне. И это был не единственный раз, когда я пропускал концерт, потому что постоянно кололся. Мы играли одними из первых в Long Beach, и я был никакой, поэтому подростков из толпы пригласили спеть вместо меня. А в другой раз пел брат Линди.
Мы решили записывать альбом на студии Эль Дорадо, которая располагалась прямо в Голливуде, на Вайне. Эль Дорадо была классической старой голливудской студией с отличным старинным оборудованием. На роль инженера мы взяли Дэйва Джердена, легко идущего на контакт, опытного и знающего человека за микшерным пультом. Энди Гилл был далеко не таким, каким мы его представляли. Он был приятным парнем, но очень английским, отстранённым, умным и безбашенным. Мы же были агрессивными изменчивыми индивидуалистами, а теперь рядом был этот мягкий английский парень в красивых брюках. Даже, несмотря на то, что нам всем он нравился, и он был заинтересован в нас, он не становился нашей правой рукой. Он, конечно, не разделял нашу музыкальную эстетику и идеологию. Они находились как бы ниже него. Он уже был там, делал это, это было отлично, но давайте двигаться дальше, идти куда-то ещё. А мы думали: «Куда-то ещё? Это то, чем мы являемся!». Поэтому было небольшое напряжение.
Однажды я заглянул в блокнот Гилла, и прочел рядом с песней Police Helicopter «дерьмо». Я был уничтожен тем, что он отклонил её как дерьмо. Police Helicopter была бриллиантом в нашей короне. Она воплощала дух того, кем мы были, это было движущей, колющей, угловатой, шокирующей атакой звука и энергии. Чтение его заметок закрепило в наших головах мнение: «О'кей, теперь мы работаем с врагом». Это стало как бы «он против нас», особенно против Фли и меня. Создание этого альбома стало реальной битвой.
Стилем Энди было создать хит любой ценой. Он должен был всего лишь сделать нас лучшей группой, какой мы могли быть. Мы создавали реально красивые, жёсткие, интересные мелодии, а он говорил: «О, нет, нет, вы никогда не попадёте на радио с такой музыкой». Мы отвечали: «А ты что думаешь? Мы делаем это не для того, чтобы попасть на радио». Он говорил: «А я делаю. Я стараюсь, чтобы что-то здесь могло попасть на радио». Джек Шерман также не разделял нашу с Фли точку зрения. Он был новичком в группе и гораздо больше сотрудничал с Энди, чем со Фли и мной для получения чистого, подходящего для радио звука.