Паутина натягивается
Шрифт:
Потом любопытство повело меня ко входу в храм — возможно, внутри удастся увидеть или услышать что-то новое об этих двенадцати небесных горах, которые мне открылись во время инициации, — но путь ко двери преградили два стражника. Судя по невыбритым вискам, Достойными Братьями они не были, но смотрели даже более надменно, чем те.
— Нельзя, — коротко сказал один.
— Почему это? — потребовал я.
Второй из стражников смерил меня недовольным взглядом, но форма студента Академии, похоже, показалась ему достаточным основанием, чтобы снизойти до ответа.
—
— И? — не понял я. — Ему что, одному для молитвы нужен целый храм?
Мой вопрос не понравился обоим стражникам.
— Тебе, парень, так хочется в Залы Покаяния? — процедил первый.
— Если да, то мы это устроим, — пообещал второй.
— Залы Покаяния за невинный вопрос? — я удивленно вскинул брови.
— Не тебе решать, невинный он или нет. В Залы попадают и за меньшее, — холодно сказал первый. — И не думай, будто Академия станет защищать еретика.
Мне вспомнилась реакция Кастиана, когда я задавал вопросы светлейшему Теагану, его паника, что мои слова приведут меня как раз в эти самые Залы Покаяния. Его страх тогда показался мне чрезмерным, но, похоже, в своей оценке я ошибся, поскольку сейчас мое чутье на ложь говорило, что стражники абсолютно серьезны.
— Учту, — сказал я. — И запомню.
Что ж, Церковь — это тоже часть человеческого общества, в котором мне предстояло наводить порядок.
Я внимательно посмотрел на стражников, запоминая их лица, потом развернулся и пошел прочь. Но не очень далеко — мне хотелось запомнить еще и этого Сантори. Я вполне мог немного подождать, ну и заодно осмотреть площадь.
Храм Горних Вершин был не самым заметным строением здесь. Эта честь принадлежала статуе, стоящей на постаменте в самом центре площади. Пресветлая Хейма в ее воплощении Воительницы. Из всех деяний богини скульптор выбрал укрощение Великого Кракена… По крайней мере, я полагал, что пронзенное мечом Пресветлой Хеймы существо было именно им — очертаниями оно походило. Однако все аватары были людьми, и рост у них тоже был обычный человеческий; здесь же, судя по равным размерам богини и Кракена, головой она должна была бы упираться в облака.
Дальше за статуей высились ворота в пять человеческих ростов, окованные светлым металлом. С обеих сторон от ворот поднимались еще более высокие стены и уходили дальше, скрываясь за зданиями. Вот, стало быть, и Обитель.
Поток людей был довольно слабый, и каждого подошедшего к воротам внимательно осматривали и только потом запускали. А некоторых не запускали вовсе, оставляя ждать снаружи.
Площадь сама по себе выглядела довольно оживленной — ее постоянно пересекали люди. Некоторые носили одеяния жрецов, но большинство выглядело обычными горожанами.
В узком проходе между двумя роскошными зданиями примостилась небольшая переносная лавка, где женщина в длинной зеленой мантии, похожей на типпаю Кастиана, продавала пирожки необычной треугольной формы. Я купил пару — начинка у них тоже была необычной, мелко нарезанная зелень с молотой чечевицей и пряностями, — и как раз пытался понять, нравится ли мне их вкус, когда двери храма Горних Вершин наконец
Не успел я подумать об этом, как дверь открылась во второй раз, выпустив мужчину лет сорока-пяти, в жреческом одеянии, но более роскошном, чем я привык видеть. Подойдя к актрисе, он подхватил ее под локоть, хозяйским жестом притягивая к себе. Та с готовностью подалась к нему, кокетливо засмеявшись…
Это что же, вместо молитвы этот Сантори занял храм для свидания с легкомысленной красоткой? А может и напрямую для любовных утех?
Я знал, что Пресветлая Хейма снисходительно относилась к плотским радостям, если те случались не в нарушение брачных клятв или иных обетов, но не в храме же! Такое было откровенным кощунством, если не сказать святотатством, тем более со стороны жреца…
За спиной у меня тяжело вздохнула продавщица. Когда я оглянулся, то увидел, что ее осуждающий взгляд прикован к вышедшей из храма паре.
— И часто такое бывает? — спросил я ее, но женщина, будто опомнившись, бросила на меня быстрый испуганный взгляд, ее лицо моментально приняло нейтральное выражение, а потом она и вовсе уставилась в землю.
— Не наше это дело, молодой господин, — проговорила негромко. — На все воля Пресветлой Хеймы.
Я нахмурился — сколько же людей должно было попасть в Залы Покаяния за случайные фразы, чтобы заставить горожан так сильно бояться сказать что-нибудь не то?
Пока я говорил с продавщицей, на площади начался непонятный шум. Первым делом я глянул в сторону храма, но там все было спокойно, жрец с актрисой продолжали стоять на верхних ступенях лестницы. Правда, теперь они оба смотрели вперед, на статую богини. Я проследил за их взглядом — по пьедесталу наверх карабкался подросток… то есть нет, вот он повернул голову, и я разглядел, что это был взрослый мужчина, невысокий, неопределенного возраста, и очень худой.
С пьедестала этот человек перебрался еще выше, встав на массе щупалец Великого Кракена. Одной рукой, видимо, для устойчивости, он вцепился в меч Пресветлой Хеймы, который она вонзала в тело чудовища, а вторую воздел к небу и закричал:
— Восплачь, Девран, ибо великое зло вошло во врата твои!
И едва его пронзительный голос разрезал пространство над площадью, как я вспомнил. Я видел этого человека несколько недель назад в небольшом поселении недалеко от столицы, только там он был в старой и засаленной одежде, его длинные волосы висели грязными паклями, а лицо заросло неопрятной щетиной. Сейчас же, кроме бросающейся в глаза худобы, он ничем не отличался от обычного горожанина — лицо было гладко выбрито, волосы подстрижены, одежда чиста и опрятна. То ли он сам взял себя в руки, то ли кто-то его заставил.