Паутина. Том 2. Тропа над пропастью

Богодухова Людмила

– Хорошо, пойдем в дом, я расплачусь, – хрипло проговорил мужчина, и Юльку от его слов, бросило в дрожь.

Она боялась пошевелиться, и выдать себя, а в носу, от сена или с испугу щекотало и хотелось чихнуть. Юлька терла переносицу, щипала себя до слез, чтобы отвлечься. Слышно было как, наконец, мужчина и тетя Мотя вышли из сарая и зашли в дом. Юлька сидела в сене, предчувствуя беду.

– И что я сюда сунулась? Господи, помоги мне! И вдруг в сарае раздался негромкий плач ребенка. Юлька от неожиданности чуть не свалилась с сеновала.

– О, Боже, он живой! Как же так, бросили живого ребенка? О, злыдни! Хотят похоронить живого

человека! Господи, отведи от меня и от малыша беду, и я клянусь тебе, Господи, что не оставлю его, заберу с собой, и позабочусь о нем. Помоги мне, пусть сюда больше никто не войдет.

Девушка так волновалась, что не слышала, когда мужчина вышел из дома. Раздалось негромкое урчание машины, это отходила Волга. Юлька пулей слетела с сеновала, и остановилась возле дверей сарая, прислушиваясь. В сарае было темно, и ребенок уже не плакал. Она открыла дверь нараспашку, стало чуть светлее, но где ребенок не было видно. Девушка осторожно стала двигаться по сараю, боялась наступить на ребенка.

– Где же ты, малыш, отзовись, – нервно шептала она. – Заплачь, я не могу тебя найти.

И ребенок отозвался на ее голос, тихим и горьким плачем. Юлька тут же бросилась на звук, опустилась на колени и руками стала искать малыша. Нащупала какой-то ящик, а в нем живой теплый комочек, завернутый в какие-то тряпки. Девушка осторожно вытащила малютку и положила его в подол своего платья. Прижимая к себе драгоценную находку, она, оглядываясь, вышла из сарая, а потом огородами добежала до своего двора. Дома, трясущимися руками, уложила ребенка на свою кровать.

– Господи, а что же дальше? Что же мне с ним делать? Надо глянуть, что там с ним.

Юлька развернула ребенка, это была девочка. Пупочек у нее был перевязан.

– Ох, тетя Мотя, все сделала, как положено, чтобы не она была виновата в гибели малыша, может, потом хотела подбросить кому-нибудь, – вдруг мелькнула мысль. – Нет, навряд ли, тогда она бы его не оставляла в сарае. Нужно нагреть воды и обтереть ребенка, и пупочек примазать зеленкой.

Юлька взяла зеленку и ватку и прижгла пупочек. Потом прикрыла малыша одеялом.

– Так, пока вода греется нужно поискать, что порвать на пеленки, а купать сама не смогу, необходимо позвать бабулечку. Эх, была бы жива мама, она бы всему меня научила. А так я даже не знаю, как купать, пеленать детей, да и не нужно мне еще это в восемнадцать лет. Вернее, думала, что еще рано, не понадобится такая наука. Не соображаю, что нужно малышу, почему она так плачет. Наверно хочет есть, но чем ее кормить?! О, Господи! Мало взять ребенка, его надо еще накормить, скупать и как-то успокоить! – в отчаянье говорила Юлька, а сама приготавливала для малышки пеленки, простынь разорвала надвое, это на простынку.

Девушка налила в тазик теплой воды, добавила туда чуть марганца и обтерла малышку. Юлька боялась поднимать ее без пеленок далеко от кровати. Малютка была такая скользкая и худенькая, что страшно было брать ее на руки. Юлька неумело запеленала ребенка, а потом налила тепленького чая без заварки, добавила в него сахара, попробовала сладкий чаек.

– Пока напою чаем. – Решила девушка.

И с ложечки стала поить ребенка, но она совсем не умела пить, а Юлька не умела поить и старалась по капельке вливать в рот. Девочка чмокала языком и крохотными губками, а вода выливалась обратно. Порядком измучившись сама и измучив ребенка, Юлька сунула малышке свою девичью грудь, чтобы хоть как-то успокоить

ребенка. И девочка сразу замолчала, зачмокала, засосала грудь без молока, вместо соски. Это было так необычно для Юльки, щекотно и даже приятно. Она смотрела на уснувшую под грудью малышку, трогала ее крохотный носик, бровки, гладила ее щечки. И вдруг неожиданно отметила, что малышка красивая, и ей, Юльке, она очень нравится. И у девушки защемило сердце от жалости, от желания защитить ее от всех бед и невзгод, что ожидают в этом беспощадно-жестоком мире. Она положила девочку на подушку и прикрыла одеялом.

– Нужно сбегать к бабулечке Паши и все ей рассказать, и расспросить, как ухаживать за ребенком. А на работу теперь меня, конечно, не возьмут с ребенком на руках, а поступать учиться тем более не придется. Ах, да ладно, об этом подумаю потом, сейчас не время. – Решила девушка, закрывая дом.

На дворе стояла ночь, но Юлька не боялась ходить по улицам своей деревни.

– А кого тут бояться? Молодежи почти нет, а если кто и не уехал в город, то сидит дома и смотрит телевизор. Ходить больше некуда, дом культуры закрыт уже не первый год, нет специалиста, а, может, мало молодежи, или убрали ставку зав клуба, – шла, рассуждая про себя, девушка.

Нехотя лаяли собаки, им за это, наверно, тоже не платили, и они лаяли лишь по привычке. Девушка проходила мимо дома бабы Шуры, у нее света в доме не было.

«Наверное, уже спит».

А напротив, у тети Моти в доме по-прежнему горел свет.

«А эта, наверно, считает деньги, – с неприязнью подумала Юлька. – И сколько же ты загубила душ детский? Вот кому гореть в аду, если он есть. Господи, ты то должен все видеть, неужели за деньги можно продать душу, милосердие, сострадание?»

И Юлька пошла дальше, но тут ей послышался стон со двора бабы Шуры. Девушка вернулась и заглянула через забор. Возле него кто-то лежал, в темноте не было видно кто. Юлька в нерешительности остановилась, какой-то непонятный страх пополз по спине, покрывая тело гусиной кожей. Но, пересилив себя, девушка перелезла через забор и склонилась над лежавшим.

– Баб Шур, это ты? Что с тобой?

Пробовала Юлька приподнять ее с земли, но не тут-то было. Баба Шура была женщина хоть и не большого роста, однако, упитанна и одной ее было не поднять. Юлька это поняла и, перескочив через забор в обратном порядке, помчалась к своей бабушке за подмогой.

– Бабулечка! Бабулечка! – забарабанила она в окно.

И тут же в окне, в темной комнате вырисовалось лицо бабы Паши. Узнав Юльку, она кивнула головой, что уже открывает дверь.

– Что случилось, ты что заболела? – тревожно и вместе с тем раздраженно спросила она внучку.

– Там баба Шура возле забора, я ее поднять не смогла, она стонет, что-то с ней случилось, может с сердцем что.

А бабуля уже не слушала внучку, поспешила, чуть ли ни бегом к своей подруге. Охая и ахая, она вместе с Юлькой затащила старушку в дом, и уложили ее на кровать. Лицо бабы Шуры было залито кровью, а чуть выше лба была пробита голова.

– Ох, Шурка, где это ты так ляснулась? Что же это такое? Уходила, все было в порядке, а вот теперь на тебе. Прошло то времени всего ничего! – причитала бабуля, а сама обмыла лицо подруги, залила рану зеленкой и нашла в аптечке стрептоцидовую мазь, намазала на бинтик, приложила к ране и заклеила пластырем. – Ты, Юль, сходи домой, прикрой, да принеси мне халат, я тут до утра пробуду.