Паутина. Том 2. Тропа над пропастью
Шрифт:
– Он приехал один? – Еле сдерживая волнение, спросила Юлька.
– Один, как есть один, – подтвердила бабушка.
– А тетю Мотю вы сегодня видели? – снова спросила Юлька.
– Нет, ее я не видела, спит, наверно, еще, а корова мычит, и что за хозяйка, наверно, не доила утром. В пастбище корову не выгнала, точно проспала. И зачем держит, денег, что ли мало, ни детей, ни внуков, зачем животное мучить?
– Ладно, бабуля, пусть сами разбираются, не наше это дело. Сделав равнодушное лицо, проговорила Юлька. – Что ты надумала, насчет имени для внучки?
– А я и не думала еще, некогда было, а когда от Шурки бежала, даже сердце останавливалось. Но, если подумать, то имя Ульяна очень даже подошло бы для моей правнучки. Однако решать
– Бабуль, не начинай голосить. Ты голосила, когда остались вдвоем, не пропали же, и теперь не пропадем. Я найду такую работу, чтобы с дитем взяли. И учиться буду, но позже, так получилось. Что мне ее подбросить кому-нибудь?
– Господь с тобой, что говоришь! И даже в шутку об этом не говори. Разве такое можно – дитятко кинуть! Вон она какая красавица, вылитая в тебя. Тот же носик, аккуратный маленький, бровки темненькие, а волосики чисто пух беленькие, – умилялась баба Паша, глядя на правнучку. – И не сомневайся, проживем. Пенсии моей хватит, а потом пойдешь работать, а я на хозяйстве и за няньку, еще не разучилась, справлюсь. Поднимем нашу красавицу, вот только бабы покоя не дадут, языком будут трепать, так и замуж не выйдешь.
– Я не боюсь, пусть треплют, – отмахнулась Юлька. От их трепотни не похудею, поговорят, поговорят и перестанут. А девчушка будет расти, солнцу радоваться. Пусть будет по-твоему, бабуля, назовем ее Ульяна, Уля, Улюшка.
– Ой, что это я болтаю, а у меня столько дел! – Спохватилась бабушка, – лежи, отдыхай, сшей дитю рубашечку. Я забыла принести, у меня есть байка, брала себе на халат, да так и лежит, и еще можно найти, если хорошо поискать в сундуке. Напомнишь мне, когда пойду домой, чтобы не забыла. Хорошо? А сейчас я займусь стиркой, вода уже нагрелась.
И баба Паша пошла стирать во двор. Летом они всегда стирали во дворе, так удобней, и вода рядом, и вылить удобней. Бабуля занималась стиркой так, как будто делает самую любимую работу. Юлька обеспокоено думала о том, что она ей сообщила:
«Зачем приехал этот в машине? Какие у него еще здесь дела? Может с его женщиной что-то не так, и он приехал проконсультироваться? Как хоть что-то узнать, лежа в кровати? А может ночью наведаться к тете Моти, как бы за советом? Может она проговорится, хотя навряд ли, надежды никакой. Нужно бабулю попросить, чтобы она узнала, так ненароком, как бы между делом. Бабки, они досужие, они все знают. Если бабка Шурка ушла со своего наблюдательного пункта, это не значит, что другая, третья, четвертая соседка не подсматривали из-за своих заборов. Может, и меня видели там, у теть Моти во дворе. Вот это совсем некстати, а ожидать можно все. А если так, то их длинные языки рано или поздно, но выведут этого мужика и тетю Мотю на меня. Да и представление мое с куриной кровью только для таких, как моя бабуля, доверчивых и наивных. Мою бабулю обмануть, как пить дать, можно. Правильно ли я сделала, что вмешалась в эти опасные взрослые игры? – думала Юлька, но, глянув на девочку, вздохнула и успокоила свою совесть. – Правильно или нет, не знаю, но очень рада, что этот маленький человечек со мной. Конечно, нужно было бы, чтобы об этом узнала милиция, но вдруг все пойдет не в ту сторону, и малышка пострадает. Разве до этого никто не знал, чем занимается тетя Мотя?! Прекрасно все знают, но почему-то не обращают внимания. Сейчас вообще на многое не обращают внимания: на малышей на вокзалах, на улицах; на разгулявшихся подростков; на беспризорных собак, которые стаями собираются и бегают по улицам, пугая детей и взрослых; на родителей, которые пьют непробудно, а дети голодают в холодных домах и квартирах; и еще ох, как много такого, о чем лучше молчать, чем говорить вслух, чтобы не пострадать самим».
Юлька отвлеклась от своих,
«Тетя Нюра, самая первая носительница новостей на деревне. Что ей здесь нужно?»
Женщина размахивала руками, что-то рассказывала, потом заторопилась и ушла. Юлька сгорала от любопытства узнать, о чем с таким возбуждением смачно рассказывала тетя Нюра. Но приходилось ждать и Юлька, чтобы не терять времени даром, решила перебрать свой гардероб и постельное белье, чтобы кое-что перешить, порвать на пеленки, подгузники, простынки. Да еще нужно было с чего-то сшить конверт, в котором можно было малышку выносить на улицу в холодную погоду. Юлька вытащила с шифоньера большущий плед, который ей подарила бабушка на день рождение. Юлька мечтала о таком: двуспальный плед с рисунком трех медведей и поваленным деревом. Один взбирается на дерево, другой уже на нем, а третий нашел какую-то ягоду на кустах, тут же возле дерева, и увлекся, срывая ягоды и отправляя их в рот.
«А что, если разрезать его? С одной половины сделать детское одеяло, а со второй сшить конверт, для прогулки. А если будет сильно холодно, то в конверте и одеяле ребенок не замерзнет. Правда, для конверта будет слишком большой кусок, а если его сложить вдвое, то будет теплее и в самый раз подойдет. А когда станет маленький, можно его распороть, и будет второе одеяло».
Юлька, долго не думая, стала вымерять, сколько нужно отрезать. И не откладывая в долгий ящик, провела мелом линию разреза и, выдохнув воздух, с маху разрезала плед. И только отделились две половинки, как бабуля вырисовалась на пороге и, увидев такое кощунство над своим подарком, чуть не села на пол.
– Да ты что, ума лишилась? Что ты делаешь? – подскочила она к внучке.
– Режу! – односложно пояснила Юлька.
– Я вижу, что режешь. Но зачем? Такую вещь испортила, ни разу не застелила кровать, ни разу не укуталась! – сокрушалась бабуля.
– Вот и хорошо, что он новый, и хорошо, что такой красивый. Это будет Улечке одеяло и конвертик. Я на одеяло оставила два медведя, а на конверте будет один, – не обращая внимания на бабушкины охи, улыбалась Юлька.
– Какой конверт? Ну, одеяло понимаю, хотя его можно было с чего-то другого сделать, а что такое конверт?
– Во-первых, сейчас у нас нет другого подходящего одеяла, во-вторых, нужно что-то новое и красивое, ведь это маленький ребенок будет в него заворачиваться. А конверт – это такой мешочек для малыша, чтобы не разворачивался, – довольно улыбалась Юлька. – Ты мне лучше скажи, о чем так страстно рассказывала тебе теть Нюра?
– Ой, страсти то, какие! – вспомнила бабуля. – Я с этим одеялом и забыла тебе рассказать.
Нюрка, она ведь страсть, какая любопытная, так вот, только машина отошла, что утром приезжала, а Нюрка сразу шмыг к Мотьке, занять десятку, это предлог у нее был такой. А Мотька лежит на диване смотреть смотрит, а говорить не может. Что-то с ней приключилось, мычит, руками машет, страсть какая. Наказал, видно, ее Господь за все ее дела, за загубленные души. Послали за врачом, скоро подъедет. Может, и тебя бы посмотрел за одно? – бабуля подошла к окну, будто высматривая на улице что-то. – Чего молчишь?
– Бабуль, мы ведь договорились, что я никуда не поеду. А если ты пригласишь сюда врачей, то от них не отобьешься, и буду я с дитем малым ехать с сумасшедшей. Она таких детей на тот свет отправляла, а ты меня ей в руки суешь.
– Придумала тоже! Какие руки, не хочешь, не надо, но завтра дядю Колю позовем обязательно! – решительно заявила баба Паша.
– Да, я дня через три сама бы к нему могла съездить. И там можно сразу и ребёнка зарегистрировать, выписать Уленьке свидетельство о рождении, первый документ, после рождения.