Паутина. Том 2. Тропа над пропастью

Богодухова Людмила

– Хорошо, бабуля, а у тебя молочка дома нет? Мне что-то нездоровится, хотела горячего молочка выпить. – Схитрила Юлька, решив бабушке ничего не говорить.

– Посмотри в кладовке, в холодильнике вечернее, Соньку подоила.

Юлька помчалась к бабушкиному дому. Схватила халат, заглянула к бабушке в холодильник, там стояли две литровые банки козьего молока. Бабуля держала козу. Юлька попробовала молоко, которое свежее, закрыла дом, сунула ключ в условное место и вернулась к дому бабы Шуры, кинув взгляд на освещённые окна тёти Мотиного дома:

– Не спится, наверно, совесть мучает, а, может, хватилась, а дитя то нет! – Снова со злорадством подумала девушка.

Она и до этого недолюбливала эту женщину, а после сегодняшнего вечера,

когда услышала, что тетка Мотька собиралась закопать живого ребенка, неприязнь и вовсе всколыхнулась в ее душе, превращаясь в ненависть. Но задерживаться возле дома, не было времени. Юлька отдала бабе халат.

– Я пойду, что-то у меня сегодня болит голова, – соврала она своей бабулечке, опасаясь, что девочка уже проснулась.

Но тут очнулась баба Шура, открыла глаза и испуганно повела ими по комнате. А потом прерывистым шепотом, как на духу призналась:

– Страшно мне, Паша, он ведь меня убить хотел.

– Кто? – удивилась бабуля.

– Да тот, за которым мы подсматривали. Я уже уходить хотела, не видела, как он подошел к забору: «Подсматриваешь?! – говорит, – ну и как запомнила, о чем языком трепать»? А я ничего не могу сказать, язык сразу присох к нёбу. Вот он меня чем-то и огрел. Я еще услышала, что он сказал: «Распустишь, совсем добью, а это авансом». Аванс значит, мне припечатал, я так и брякнулась.

Тут Юльку и пробрал мороз, даже зубы сами застучали. Бабуля повернулась, удивленно и тревожно глянула на внучку.

– Я побегу домой, – заторопилась девушка. – Бабуль, утром ко мне загляни.

И прихватив банку с молоком, выскочила на улицу.

«Ох, Юлька ты вляпалась, теперь думай, думай, как выкручиваться, чтобы никто ни о чем не заподозрил. Но как, как? Ребенка не спрячешь, все равно узнают в поселке, и поползут слухи, откуда взялся? Может заявить в милицию? Малыша, может, и спасут, а меня, как свидетельницу начнут тягать, вот тут на меня и начнется настоящая охота. Что же делать? В милицию, конечно, нельзя, не знаю, что за шишка этот мужик, а что шишка, это точно. Землю будет рыть, а уберет всех, кто хоть как-то будет касаться к этой истории». – Думала Юлька, но ничего не приходило ей в голову.

– Эх, не с моим умом играть в детективные игры, тут бы хоть что-то придумать, чтобы поверили односельчане, что я родила малышку. Точно, нужно чтобы поверили. А первым долгом, чтобы поверила бабуля, вот тогда поверят все. Да, главным свидетелем сделать бабулю, в том, что я родила, но как, как убедить ее в этом.

Девушка зашла в дом и сразу услышала жалобный судорожный плач малютки. Юлька подбежала к ней, взяла ее на руки и будто всю жизнь только и знала, как укачивать ее, стала носить по комнате, укачивая ребенка. Но малышка не умолкала, она хотела есть. Девушка налила в ковшик немного молока и разбавила его чуть-чуть кипяченой водой и закипятила. Она не знала, можно ли ребенку давать козье молоко и сколько нужно для такой крошки, но решила, что вначале даст ей совсем не много, чтобы она замолчала. Когда молоко закипело, девушка стала его студить, размешивая в чашке ложечкой, а в другой руке держала малышку. И ей казалось, что она не первый раз держит в руках ребенка, будто и раньше, когда-то в другой жизни, уже был такой момент, что она одной рукой студит молоко, а другой укачивает малышку. Потом Юлька стала кормить девочку, по капельке вливая в ее крохотный ротик молочко. И вскоре и ребенок, и Юлька приспособились к этому необычному кормлению. Девочка уже не плакала, а с удовольствием чмокала губками, смешно высовывая свой красненький крохотный язычок. А Юлька ласково приговаривала:

– Ты умничка, нужно кушать, у меня нет соски, чтобы кормить тебя с нее. Но я куплю, я достану соску, и у нас тогда не будет проблем. А сейчас нужно с ложечки, чтобы не хотелось есть, чтобы не плакать, а спокойно спать. Теперь я с тобой, и ты, мое солнышко, не должна бояться. Я тебя никому не отдам, я всегда буду с тобой, поверь мне. Ты станешь

большой и красивой девочкой, здоровенькой и умненькой. Я стану тебе мамой, а ту первую маму, которая тебя родила, ты должна забыть. Даже если ей угрожала смерть, даже тогда она не должна была тебя бросать. Но она бросила, значит, она теперь не твоя мать, а твоя мама я, Юля. Твою маму зовут Юля, запомни это.

Девочка кушала и внимательно слушала Юльку и, наверно, все понимала, о чем она ей говорит. В ее глазах было осмысленное выражение. Она, видно, по-своему привыкала к незнакомому голосу, к интонации, свыкаясь с ним. Наевшись, девочка перестала открывать ротик, но и не спала, как бы ожидая еще чего-то. И Юлька неожиданно, даже для себя, сунула ей в ротик свою грудь, предварительно смочив сосок молоком. И ребенок с готовностью схватил его и усиленно стал сосать грудь. И сразу, будто этого и ждала на десерт, девочка закрыла глаза и уснула, продолжая во сне сосать грудь. И нельзя было сказать, что это не Юлькин ребенок, она сидела расслабленная и счастливая. Вот она ее дочь, пусть ни ей рожденная, но ей спасенная, и это больше, чем просто родить. И Юлька еще не осознавала, что это лишь первый шаг к спасению девочки, и еще много предстоит затратить усилий, времени, таланта, душевной теплоты, чтобы ребенок рос здоровым и счастливым. Но это все потом, а сейчас Юлька ни о чем таком не думала, она просто любовалась малышкой. Потом вдруг очнулась, и беспокойные мысли вновь заворошились в голове, а тревога сжала сердце, вселяя в девушку панический страх за себя и за малышку. И показалась она себе такой одинокой и не защищенной с ребенком на руках, за которого она теперь была в ответе. Пересилив себя, Юлька решила, что необходимо все продумать. И сразу все стало на свое место, и решение до смешного простое вырисовывалось, как на картинке.

Юлька положила девочку на кровать и стала действовать. Выскочила в сарай, поймала первую попавшуюся курицу, занесла ту в дом и в доме отрезала курице голову. Брызнувшей кровью испачкала простынь на кровати, половики возле кровати. Потом сцедила в ведро крови, разбавила ее водой и испачкала подол своей ночнушки. Кровью испачкала себе ноги, пеленку, грязное белье бросила тут же возле кровати, прибавив туда еще несколько простыней. Создала видимость не совсем благополучных родов. Затем курицу обварила кипятком, разделала, все убрала, а мясо сложила в холодильник.

– Не выбрасывать же курицу? Все пригодится для еды.

Легла в кровать в грязной, то есть в крови, рубашке. Положила малышку рядом с собой, а рядом с кроватью поставила тумбочку, где разложила ножницы, йод, зеленку, бинт. И еще поставила горячего молока с ложечкой, на случай если проснется малютка.

«Все готово, можно ожидать бабулю, – оглядывая комнату и весь беспорядок в ней, с удовлетворением подумала Юлька".

Дверь в дом она закрывать не стала и потому не слышала, когда рано утром бабуля примчалась навестить внучку. Юлька еще спала, когда вдруг раздался истошный крик бабы Паши.

– Внученька! Люди добрые, помогите, моя внученька померла! О, Господи! Да что же это? Юленька, девочка моя!

Юлька проснулась и спросонья не могла ничего понять. Она от бабкиного крика впала в шоковое состояние и лишь смотрела, ничего не понимая, на свою бабулю. А бабка и не видела от отчаянья, что Юлька на нее вытаращила глаза. В это время в комнату влетела соседка, а потом другая. Они как-то сразу тоже увидели окровавленные простыни и половики на полу, и тоже во весь голос запричитали. И в это женское причитание врезался, как гудок пронзительной сирены, детский крик – это испуганная и разбуженная женскими голосами кричала малышка. И сразу, как захлопнулись, рты бабок и женщин, все уставились на кровать, где лежала Юлька и ошарашено глазела на представление. Когда заплакала девочка, Юлька тоже очнулась, схватила ребенка, и на глазах недоуменных женщин и ее бабули, сунула малышке свою грудь. И ребенок затих, чмокая и недовольно постанывая.